— Со стороны Абеля это было бы подлостью. Он подвел бы извозчика…
— Подлостью! Вы говорите, подлостью!.. Ха-ха-ха…
И вдруг с Лидией Львовной началась такая истерика, что Георгий Петрович даже растерялся.
Она смеялась и плакала и сквозь всхлипывания повторяла слово «подлость».
Георгий Петрович поднял ее, как беспомощного ребенка, на руках отнес в спальню, нежно, бережно уложил в кроватку, осторожно расстегнул кофточку и едва удержался, что бы не поцеловать это милое, впавшее в забытье личико.
Она заснула. Не надо ее тревожить. Любуясь ею, он тихонько отошел от кровати. Хотел убавить свет. Искал глазами на стене штепсель.
И вдруг увидал на обоях кровавый отпечаток правой руки.
Привыкший видеть всякие неожиданности адвокат на минуту остолбенел и впился глазами в зловещее пятно.
Что-то недоброе почуялось ему и в странном тоне голоса Лидии Львовны, и в ее чересчур аффектированных расспросах о правой руке, и в ее обмолвках об извозчике, и в этой истерике и в этом кровавом оттиске.
Глава шестая КОШМАР ДОГАДОК
Между посылкой Абеля и этой кровавой пятерней без сомнения есть какая-то роковая связь.
«Преступление! Но разве в этой мирной буржуазной обстановке мыслима даже тень преступления… Тем более тень убийства. Убийства! Но откуда же эта кровь?!..»
Вдруг кто-то сильно, резко схватил его за руку.
Повернулся и остолбенел: Лидия, страшная, с расширенными зрачками, вскочив с постели, впилась взглядом в эту же кровавую руку, горящую на стене. Она не замечала, что рубашка сползла с ее плечика, что расстегнутое платье обнажало грудь и шею.
Оба застыли в гробовом молчании.
— Лидия Львовна, успокойтесь… Ложитесь назад… Вы на себя не похожи…
— Клянитесь, что вы ничего не видали!..
— Успокойтесь, голубушка… Не делайте драмы из пустяка…
— Клянитесь, что вы никому никогда не расскажете об этом…
— Ну, конечно, клянусь!.. Петру Николаевичу и тому ничего не открою…
— Клянитесь всем, что есть для вас самого святого…
— Ну, клянусь…
— Чем клянетесь?
— Моей любовью к вам… Для меня нет ничего святее!..
— Ну, теперь оставьте меня на несколько минут одну… Вы видите, я совсем растерзана…
— Вас оставить! Ни за что!..
— Крикнете Марину!
— Она укладывает детей… Я не советовал бы вам показываться ей и детям в таком виде. Это встревожит их… И вообще… роковая тайна связывает только нас вдвоем…
— Какая тайна!
— Тайна кровавой руки… страшной посылки… извозчика…
— Молчите! Молчите! Неужели я в бреду проговорилась обо всем!..
— В бреду вы не проронили ни слова… Но я догадался обо всем… Клянусь вам, что я не пожалею жизни, чтобы вас спасти! — Теремовский не отдавал себе отчета в том, что говорил, он видел одно: случилось какое-то несчастие, быть может, даже преступление, виновник которого, вероятно, Петр Николаевич.
А Лидия истерически сжимала ему руки и шептала:
— Спасите! Спасите! Увезите меня отсюда! Я чувствую, что схожу с ума.
Целуя ее влажные от слез глаза, Теремовский помогал ей одеваться:
— Едем! Нам надо отсюда уехать! Пусть воздух освежит вас!..
Глава седьмая В ОТДЕЛЬНОМ КАБИНЕТЕ
И они поехали кататься. В театр было уже слишком поздно.
И вот в первый раз за свою жизнь Лидия Львовна очутилась в отдельном кабинете ресторана не с мужем.
— Ах, все равно когда, где, с кем, только бы забыться! — решила Лидия и с несвойственной ей поспешностью согласилась на ужин с шампанским.
Теремовский был в восторге от поездки: «Не бывать бы счастью, да несчастье помогло», но все время задумывался и искал удобного момента расспросить Лидию откровенно о всех деталях этого несчастья;
Он догадывался. Но так смутно. А ведь, быть может, дело серьезное и требующее немедленных мер предосторожности!
«Какая досада, что мы не смыли это проклятое пятно в спальне», мелькнуло у него в уме. Но вслух он не решился сказать этого, боясь напомнить Лидии о пережитом там.
И вообще он не осмелился расспросить ее ни о чем, боясь, что пропадет ее прелестное, полное смеха и задора, расположение духа.
Он только заметно и незаметно подливал ей в бокал шампанского, а в рюмочку ее любимый ликер «Банан де Мартиник».
— Я сегодня буду толстовкой!..
— Я вас не понимаю…
