В глазах судебного следователя такая косвенная улика указала прямую дорогу в тюрьму!
В сущности говоря, во всем романе ни один герой не совершает ни одного преступления, но все запутались в сети «косвенных улик» и очутились в тюрьме!
Так дело обстояло в Петрограде.
В Варшаве — не лучше.
В одно прекрасное утро очаровательная Тина и Эмма очутились, по воле судебного следователя, в тюрьме!
В тюрьму же был посажен и Грондэ-Пржездецкий.
Последнего, действительно, давно надо было посадить в тюрьму, потому что это именно он и его товарищ-шофер ограбили зимой квартиру генерала Чибисова.
Автор безжалостно подсунул в карман англичанке Эммы Коутс часть самых ценных из этих вещей.
Часть вещей будто бы очутилась в ридикюле Тины, хотя читатели этого не заметили из романа.
Эти «косвенные улики» запутали девушек и их посадили в Варшавскую тюрьму.
Остальные варшавские герои этого романа продолжают лежать на одре болезни.
Не может оправиться сам генерал, его супруга и милый мальчик Виктор.
Глава третья ЖЕСТОКИЙ КОНЕЦ
Автору особенно жаль этого подающего надежды гимназиста.
Безнадежно полюбить одну девушку — уже громадное несчастие, которое впору самому взрослому бородатому мужу, но безнадежно полюбить двух! — о, это такой ужас, перед которым муки дантова ада кажутся бирюльками!
Между тем, Виктор очутился в этом аду любви как раз в то время, когда душевное спокойствие его организму было всего необходимее.
Он боролся между жизнью и смертью, и между Эммой и Тиной.
Автору чрезвычайно неприятно, что в силу сцепления непредвиденных обстоятельств пострадавшим в этой истории является милый хрупкий мальчик.
Автор не может не сознаться, что у него был большой соблазн покончить с романом этого мальчика и романами варшавских героинь одним эффектным, но в высшей степени жестоким концом.
Он хотел довести до сумасшествия Тину, мятущуюся в страстевороте тоски по Василию и Грондэ, и заставить ее в припадке безумия поджечь дачу Чибисовых.
Как уголовному романисту это было бы автору очень на руку: ведь в романе есть и убийства, и самоубийства, и грабежи (тачечник, «Пржездецкий»), и подлоги (Пржез-децкий живет по подложному паспорту), и осквернение трупа, и разные другие уголовные деяния (например, поступок Ландезена с мертвой ногой) и искалечение младенца крышкой гроба Дормидонтова (автор отдавил ногу мальчику прачки; пришлось ведь ногу отрезать!), — не было только поджога!..
Глава четвертая КРОВОСМЕШЕНИЕ И ПОДЖОГ
Конечно, могут упрекнуть роман в отсутствии в нем кровосмесительных тем.
Но автор не так воспитан, чтобы касаться столь неприличных тем.
Он знает, что его роман с удовольствием будет читаться в долгие зимние вечера в кругу самых добродетельных семей.
Он мог бы бросить детей Невзорова, в особенности девочку, в руки какого-нибудь мережковствующего дяди.
Но такт и желание не выходить из границ семейных идеалов заставили автора отослать девочку не к сатиру-дя-де, а к весьма почтенной и добродетельной вдове-тетке.
Поджог и вообще пожар, конечно, не был бы лишним в вышеозначенном романе, — в огне эффектно мог бы сгореть и Виктор, и генерал, и генеральша, и Тина, и Эмма, и вообще весь Чибисовский лазарет, за исключением, конечно, милых девочек, которых мог бы спасти какой-нибудь дачник — князь, или граф, или барон, или сын банкира, или даже, в крайнем случае, пожарный, впоследствии получающий большое наследство, — и сочетаться с одной из спасенных девочек законным браком.
Другая девочка могла бы пойти в монастырь или поступить в знаменитые кинематографические артистки.
Поджог можно было бы поручить и Эмме; никому не показалось бы странным, что она, узнав, в чем ее подозревают и не имея возможности оправдаться, сошла с ума и подожгла дом своих бывших благодетелей.
В белой ночной сорочке, с развевающимися батистовыми рукавами, вся освещенная пламенем, Эмма Коутс была бы не менее эффектна, чем Тина Тинелли!
Ах, да… В момент пожара мог бы появиться отпущенный на свободу Василий Топилин и проявить чудеса неустрашимости.
Он мог бы, думая, что спасает Тину, спасти Эмму, моментально влюбиться в нее и жениться по-военному в 24 часа.
