Я делаю вид, что не замечаю, как ему стыдно. Зачем обижать? Он и сам не рад своей оплошности.
Беру мальчиков за руки.
- Теперь, - говорю, - идемте к Русакову.
Мы шагаем по цеху.
Слышится мерное постукивание, шелест, гудение... Звуки все отчетливее: мы приближаемся к станкам.
Мальчики рвутся вперед, но я придерживаю их за руки.
- Осмотритесь, - говорю, - вы же в первый раз на заводе. А то бегом, бегом - ничего и не запомните.
Остановились.
Объясняю ребятам, какие перед ними станки. Вот этот, длинный и низкий, - токарный; этот - у него будто воротца над корпусом - строгальный. Тот - в виде башенки - фрезерный. А подальше - сверловочный...
- А они красивые... - говорит Алеша, склонив голову набок и прищуриваясь на корпуса станков. - Немножко зеленоватые, немножко голубоватые, немножко желтоватые...
Подсказываю:
- Это салатный цвет.
И объясняю, что красить так станки посоветовали наши ученые. Рабочим понравилось. В самом деле: цвет ласковый, приятно смотреть, не утомляются глаза. А глаза не устают - тут и работа спорится.
У станков рабочие. Каждый делает свое дело.
Алеша потянул меня за руку. Шепчет:
- Который из них Русаков?
Я вглядываюсь в лица рабочих. Стараюсь узнать Николая Николаевича.
Вспоминаю, как во время войны я услышал о подвиге радиста. А потом и самого увидел. Было это на каком-то - уже не помню - совещании, где лучшие люди армии делились боевым опытом... Узнай-ка человека после короткой и единственной встречи! Да еще через четверть века...
Я за это время состарился, но ведь и он не остался молодым: лицо уже не то.
- Ну который же? - настаивает Алеша. - Покажи!
А я могу только плечами пожать.
- Тогда я сам! - срывается он с места. - Который высокий и у которого волосы, как у меня... Можно?
- Только не беги, спокойнее.
- И я! - попросился Саша.
Алеша подошел к станкам с левого края, Саша - с правого.
Стою. Жду, что принесет эта ребячья разведка.
Первым обратно примчался Саша. Вприпрыжку - да на радостях и остановиться не в силах.
- А там, - кричит, - кнопки! На станках кнопки! Нажмут - и джик! режет железо. Нажмут - и стоп станок! Кнопки, кнопки, кнопки, кнопки!
Едва успокоил его.
- Ну, отдышался? - говорю. - Теперь слушай. Всякая вещь хороша на своем месте. В далекую старину, ты знаешь, заводами в России владели капиталисты.
- Это было, - вставил Саша, - до Октябрьской революции.
- Совершенно верно. Станки в ту пору были грубые, неуклюжие и опасные для работы. Чтобы привести такой станок в действие, рабочий наваливался на рычаг. А рычаг - как лом или как оглобля. Навалится, толкнет что есть силы... Ух!.. Наконец-то загремел, забрякал станок.
Надрывались рабочие у станков, делались калеками. А капиталист их за людей не считал. "Изувечился? Сам виноват - иди прочь с завода!" И ставил к станку другого.
Капиталисту и станка было не жалко: "Пусть себе гремит, пока не развалится. Так-то выгоднее, чем покупать новый!"
Я беру Сашу за плечи и поворачиваю к станкам.
- А погляди, - говорю, - на наши. Удобные, красивые. И у рабочего под руками, конечно, кнопки. Но эти кнопки не заменяют человека, а помогают ему в труде.
Так мы беседовали с Сашей, пока не прибежал из разведки Алеша.
Радостный и взволнованный, он объявил:
- Узнал про Русакова! Он не здесь, а вон там работает, где домашние растения.
А вы не бодаетесь?
Подходим.
У окна красивые пальмы раскинули свои ветви.
Однако где же станок?
Мальчики растерянно смотрят на меня. Они ожидали, что увидят среди пальм самый главный, удивительный станок. Ведь работает здесь член правительства, Герой Социалистического Труда!.. А тут и вовсе никаких станков!
Стоит стол. Самый обыкновенный, даже некрашеный.
Да и на столе ничего интересного: молоток, напильник, железки...
Высокий человек, стоявший перед столом, обернулся... Он! Теперь я узнал Русакова.
Николай Николаевич кивнул приветливо ребятам, а на меня посмотрел выжидающе: мол, что за люди, зачем пришли?
Алеша и Саша на приветствие тоже кивнули - мальчики они воспитанные, но тут же, огорченные, отвернулись к окну.
Я шепнул: "Не страдайте, ребята, наберитесь терпения", - а сам к Русакову.
