Стоят, значит, запыхавшиеся Пятковский с Сяитовым на поверке с расстегнутыми верхними пуговицами, а мимо них сержант проплывает. Остановился напротив Пятковского, взял за расстегнутую пуговицу и спросил: «Чья это пуговица?» Тот возьми да и ответь: «Моя». Далее следует предсказуемый рывок, и оторванная пуговица протягивается ее обладателю на широченной пятерне дедушки со словами: «После поверки пришьешь». То же самое повторяется с Сяитовым. Эти действия потом сержанту дознаватель вменил в вину с ярлыком: «неуставные отношения». Конечно, нигде в уставе не сказано, что провинившимся можно пуговицы отрывать, но видели бы они настоящие неуставные (хотя, наверное видели, на то они и дознаватели). Но здесь не об этом. Закончилась, значит, поверка двумя оторванными пуговицами, которые ранее расстегнуты были. Пятковский воспринял это как должное, а Сяитов злобу затаил.
Копил Сяитов злобу долго, целых полдня, с поверки утренней до после обеда. За это время он нашел палку, наколотил в нее гвоздей, и когда дежурный по роте сержант, пуговицу ему оторвавший, шел заступать на боевое дежурство в качестве радиста (совмещать обязанности приходилось), то Сяитов подкараулил своего обидчика и предложил ему поговорить. Картина, представляю себе, маслом была. Сяитов маленький, щупленький, метр с кепкой, а сержант шкаф шкафом. Посему последний абсолютно не напрягся. Отошли они за стенд у КП с магической надписью: «Солдат, не допусти повторения событий 28 мая 1987 года». Ну и как стенд скрыл их фигуры, то Сяитов внезапно выхватил приготовленную им палку с гвоздями и долбанул ею по лицу сержанта. Хорошо, что хоть гвозди при этом мимо физиономии прошли, но нос западянину нашему все-таки сломали. Он еще и сознание от удара потерял. Далее Сяитов снял с ремня сержанта ключи от оружейки, дежурному по роте положенные, пробрался в оружейную комнату, взял автомат свой, сколько-то (кажется, три) рожков патронов и двинул из части, куда глаза его безумные глядели.
А то, что глаза у Сяитова безумные были, – сомнений у меня нет, бо двинул он после самовольного оставления части не в свой родной трах-тибидахстан, а в сторону границы, точнее на Украину Западную. А что? Может, он хотел всю родню Ивана, сержанта нашего, извести. Или, того хуже, границу пересечь и выдать проклятым империалистам тайны тайные нашей воздушной обороны, да и в придачу еще самое могучее оружие социалистической Родины – автомат Калашникова ворогам вручить.
Но не срослось у Сяитова ни первый, ни второй план в жизнь претворить. Поймали-таки его, правда, не сразу.
Когда случившееся обнаружилось, сержанта с носом перебитым в районную больницу отвезли. Именно в больницу, а не в госпиталь, потому что в больнице этой я его навещал. Помню его в кальсонах и рубахе нижней с завязками, в тапочках солдатских на босу ногу, с татуировками на подъемах ступней. На правой – «не гони», а на левой – «они устали». Молодой организм быстро брал свое, и Иван семимильными шагами на поправку шел. Недели через три о событиях тех напоминали лишь чуть искривленный нос Ивана и следы от сержантских лычек на его погонах, бо сняли их с Ивана вместе со званием за якобы неуставные отношения, спровоцировавшие дезертирство Сяитова.
Про Сяитова, как он сбежал, наш командир сразу наверх в полк сообщил. А уж в полку, не знаю, пошла ли дальше по цепочке информация. Обычно там сначала пытались сами все утрясти, поискать дезертира и так далее, только бы вышестоящее начальство не огорчать. Хотя, скорее всего, в корпус они все-таки сообщили, бо взяли Сяитова наши же пэвэошники на вокзале какого-то (не помню) маленького западянского городишка. Конечно, одинокий солдат, да еще с автоматом – подозрительная картина. Вот, наверное, кто-то и сообщил куда следует. Офицер, который захватом руководил, тоже пострадал – звездочку с него потом сняли за это. И, говорят, всего лишь за то, что он, когда вокзал оцепили и гражданских выпроводили, начал кричать в мегафон, чтобы Сяитов сдавался, иначе будет открыт огонь на поражение. А должен был уговаривать, типа сдавайся, ничего тебе не будет, и так далее. Кто-то потом рассказывал, что даже до стрельбы дошло. Спрятался якобы Сяитов за памятником Ленину на центральной клумбе и выложил по коллегам своим все рожки, что из оружейки утащил, а потом встал, поднял руки и сдался. И из оцепления по нему тоже шмаляли, пока он сам это делал. Но, так как пэвэошники из автоматов стреляют обычно только один раз, перед присягой, то все обошлось без жертв.