Что же касается самого Эллери, то казалось, что Селеста для него просто не существует. Нет, разумеется, он знал, как ее зовут, но совершенно не желал замечать того, что из гадкого утенка она успела превратиться в прекрасного лебедя - очаровательную юную женщину. Вот, пока Эллери этого не заметил, Адорна и решила увезти Селесту подальше с его глаз.
Адорна медленно обмахнула лицо раскрытым веером. Она заметила, как качнулись тонкие нижние веточки ивы, хотя верхние, безжизненно склонившиеся к земле, по-прежнему оставались застывшими в неподвижном жарком воздухе, в котором не было даже намека на ветерок.
– Я полагаю, что Селеста хорошо говорит и по-французски, - сказала Адорна чуть громче, чем того требовали обстоятельства.
– Ее мать была француженкой, - ответил Милфорд, и на его лице появилось даже нечто похожее на улыбку.
– Она была поварихой, - подхватил Трокмортон. - Превосходно готовила, особенно рыбу под соусом - это была просто сказка. А шесть лет назад она умерла.
Милфорд сделал над собой видимое усилие, стараясь сохранить почтительное, невозмутимое выражение, но все же его голос чуть дрогнул, когда он коротко ответил:
– Да, сэр.
Трокмортон с неожиданной, поразившей Адорну деликатностью отвернулся в сторону, делая вид, что рассматривает цветущий розовый куст, и давая тем самым Милфорду возможность взять себя в руки. Розы и впрямь были хороши - полностью раскрывшиеся, щедро наполняющие нагретый воздух своим изысканным волнующим ароматом.
«Вот уж не думала, что Трокмортон может быть таким тактичным, - мелькнуло в голове Адорны. - И розы… Я готова была поклясться, что он никогда не замечает их!»
– Отличная работа, - заметил Трокмортон, обращаясь к Милфорду.
– Благодарю вас, сэр. Это «Блаженный Парментье», великолепный сорт.
Мужчины уставились на розовый куст и молчали до тех пор, пока их не вывел из задумчивости голос Адорны.
– В любом случае, такой девушке, как Селеста, с ее способностями будет полезно окончить школу гувернанток, - сказала она, возвращаясь к прежней теме.
– Она легкомысленная девчонка, - спокойно заметил Милфорд.
В глубине ивы что-то затрещало.
Трокмортон настороженно нахмурился, оглянулся, а затем встал, подошел к дереву, пытаясь заглянуть под свисающие до самой земли ветви.
– В семнадцать лет почти все девушки такие, - заметила Адорна, наблюдая за Трокмортоном и думая в то же время о том, что Селеста, если ею как следует заняться, может стать украшением ее школы. А подобного рода успех был нужен сейчас Адорне как воздух, чтобы прекратить наконец недоуменные пожатия плечами и вопросы о том, как это ее угораздило заняться таким не подходящим для настоящей леди делом. Кстати говоря, даже ее муж, человек напыщенный и высокомерный, считал это непростительной глупостью. Он никак не мог понять пылкого желания своей жены заниматься чем-то еще, кроме нормальных женских дел - шитья и сплетен. Адорна до сих пор не могла забыть того удивления, с которым она впервые услышала, как ее муж отзывается о школе гувернанток. Она и не предполагала, что речь лорда Бакнелла может быть украшена такими крепкими выражениями.
«Я должна доказать, что все они не правы, особенно мой дорогой муженек, и надеюсь, что Селеста сумеет мне в этом помочь», - подумала Адорна.
– Когда Селеста окончит мою школу, она станет изысканной, образованной и независимой девушкой, с которой нельзя будет не считаться, - сказала она вслух.
Милфорд посмотрел на Трокмортона. Трокмортон едва заметно кивнул, словно давая взволнованному отцу свое согласие.
Милфорд глубоко вздохнул и сказал, проявляя при этом ту мудрость, без которой ему было бы не справиться ни с дюжиной своих помощников, ни с этими клумбами, деревьями и кустами.
– Хорошо. Конечно, я буду о ней скучать, но лучше, если она уедет отсюда. Можете забрать ее, миледи.
Ивовые ветки закачались.
Свирепо сверкнув глазами, Трокмортон сильно тряхнул дерево, и с него скатилась Селеста - клубок белокурых волос и задравшихся юбок.
Трокмортон попытался подхватить ее, но это не помешало Селесте приземлиться прямо в центр ухоженной клумбы, нещадно давя при этом нежные коломбины и желтые бурачки. Юбки ее взметнулись вверх, открывая всему миру стройные ноги, обтянутые черными чулками и перехваченные пестрыми подвязками. Девушка вскрикнула от боли и тут же потеряла сознание.
