Шоу проходило на танцевальной площадке, за ней на сцене ярусами сидели оркестранты в токсидо. Я выпил половину второго бокала пива, когда оркестр начал играть что-то неуловимо парижское. Лампы потускнели, и танцевальный круг заполнился девушками-блондинками в дымчатых одеждах, двигающихся по кругу в газовых платьях словно бездарные, но хорошо оплачиваемые Айседоры Дункан.
После того как девушки удалились и подсветка зала стала синей, на сцену выскользнула Салли в облегающем белом платье, с развевающимися длинными белокурыми локонами. Ее сопровождал огромный пузырь, похожий на воздушный шар, который, казалось, двигался сам по себе. Оркестр, сосредоточившись на своей музыке, играл «Лунную сонату» Бетховена. В этот момент белое платье Салли словно случайно стало постепенно сползать с плеч, обнажая грудь. И вскоре упало к ее ногам под возгласы одобрения зрителей. Она продолжала двигаться, «призывая» себя прозрачным шаром. Но когда оркестр перешел к вальсу Брамса, ее движения за шаром стали более откровенными. И вот наконец синий свет померк. Салли, нагая, с синющими словно у Годивы[4] волосами, грациозно воздев руки вверх, подняла шар.
* * *
Когда я вошел в ее раздевалку за сценой, она сидела за подсвеченным большим полукруглым зеркалом, расчесывая свои не очень длинные светло-каштановые волосы. Парик из длинных белокурых волос украшал голову стоящего рядом манекена. На Салли был голубой шелковый халат, в зубах – шпильки для волос.
– Геллер, – сказала она, не вынимая шпилек изо рта и глядя на меня в зеркало, – я видела тебя возле площадки. Как тебе мое шоу?
– Очень понравилось. Я всегда любил классическую музыку.
Она положила на столик у зеркала щетку для волос и шпильки, повернулась и взглянула на меня. Открытая алогубая улыбка Салли казалась вполне искренней. У нее были самые длинные ресницы, которые я когда-либо встречал у женщин, а глаза – того же цвета, что и халат.
– Культурный любовник, да? – сказала она. – Снимите вашу шляпу и положите на стул. Мне нравится ваш белый костюм.
Я снял шляпу, подвинул стул.
– Я чувствую себя словно мороженщик...
– Так что ты разузнал для меня? Маленький электрический вентилятор вращался на столике слева, описывая круги и разгоняя воздух.
– Ваш любезный папашка, может быть, и золотоискатель...
Она несколько разочарованно взглянула на меня.
– Хм?
– Он и в самом деле занимается нефтью. Владеет бензоколонкой.
– Маленький лживый хорек.
– Эти тяжелые времена... когда-то у него была дюжина бензоколонок по всей Оклахоме, и он вполне преуспевал. Сейчас его дела похуже, немного хуже.
– Но он не делает двух грандов[5] в неделю, как «преданный Вам...»[6]
– О! – сказал я, – не говорите такое человеку, которому вы платите десять баксов в час плюс расходы.
– Может, вы занимаетесь не тем бизнесом?
– Мне это уже говорили раньше. Но никто не предлагал два гранда, чтобы я прыгал вокруг на радостях своем праздничном костюме.
Она улыбнулась и наклонилась вперед, сложив руки, пои этом ее шелковый голубой халат слегка распахнулся, немного обнажив красивой формы небольшую грудь.
– Ты выглядишь весьма привлекательно в своем праздничном костюме, – заметила она. Я покачал головой и усмехнулся:
– Но я не стою двух грандов. Закурив, она предложила мне сигарету.
– Нет, спасибо. Никогда не имел этой привычки. Она пожала плечами.
– Это хорошо. Геллер, почему ты не заигрывал со мной?
Я не ожидал такого поворота, и мне потребовалось некоторое время, чтобы ответить.
– Вы моя клиентка, – сказал я, – это было бы неэтично.
– Этика? В Чикаго? Думаю, ты понимаешь, что я нахожу тебя привлекательным. А в этом городе женщины выглядят куда хуже, чем Салли Рэнд.
– Понимаю.
Она выпустила кольцо дыма.
– Ты меня боишься?
– Почему... Потому что ты звезда? Я и раньше встречал знаменитостей.
– Ты спал с кем-нибудь из них?
– Только с Капоне. Он храпит.
Она рассмеялась, это был звонкий, очень женственный смех. Но у этой маленькой дамы, без сомнения, был сильный характер.
– Значит, мой миллионер ненастоящий, да? Ладно, легко приходит, легко уходит. В любом случае я не хотела бросать шоу-бизнес. – Она вздохнула и снова повернулась к зеркалу. – Сколько тебе лет. Геллер?
