Двойная спираль. Воспоминания об открытии структуры ДНК - страница 55
На следующей неделе мы закончили набросок нашей статьи для «Нэйчур». Два экземпляра были посланы в Лондон Морису и Рози. Они не сделали никаких серьезных замечаний. Правда, по их мнению, следовало упомянуть, что Фрэзер в их лаборатории еще до нас работал с основаниями, соединенными водородными связями. Все его схемы, до тех пор в подробностях нам неизвестные, содержали группы из трех оснований, соединенных водородными связями посередине, и многие из оснований были взяты, как мы теперь знали, в неправильной таутомерией форме. Поэтому нам показалось, что нет смысла воскрешать его идею лишь для того, чтобы тут же ее похоронить.
Однако заметив, что наши возражения неприятны Морису, мы добавили нужную ссылку. Статьи Рози и Мориса касались примерно одних и тех же вопросов, и в обеих результаты рассматривались как подтверждение идеи о парах оснований. Фрэнсис хотел было в нашей статье подробно описать биологические последствия открытия. Но в конце концов он согласился, что краткое упоминание будет гораздо уместнее, и сочинил такую фразу: «Мы вполне отдаем себе отчет в том, что установленное нами специфическое спаривание непосредственно указывает на возможный механизм копирования вещества наследственности».
Сэру Лоуренсу мы показали статью почти в окончательной форме. Предложив одну стилистическую поправку, он выразил полную готовность послать статью в «Нэйчур» с самой настоятельной рекомендацией. Брэгг был искренне рад, что проблема структуры ДНК решена. Отчасти это объяснялось тем, что результат исходил из Кавендишской лаборатории, а не из Пасадены. Но главным тут было то, что ответ оказался таким удивительным, а также и то, что это глубокое проникновение в сущность самой жизни опиралось на рентгенографический метод, который он разработал сорок лет назад.
Утренний кофе в Кавендише сразу после опубликования статьи о двойной спирали.
Окончательный текст статьи был готов к перепечатке в последнюю субботу марта. Нашей кавендишской машинистки не оказалось на месте, и этим пришлось заняться моей сестре. Она почти сразу согласилась пожертвовать субботним вечером, так как мы объяснили ей, что она тем самым примет участие в, быть может, самом славном событии в биологии со времен книги Дарвина. Мы с Фрэнсисом не отходили от нее ни на шаг все то время, пока она перепечатывала статью в девятьсот слов, начинавшуюся так «Мы предлагаем вашему вниманию структуру соли дезоксирибонуклеиновой кислоты (ДНК). Эта структура имеет некоторые новые свойства, которые представляют значительный биологический интерес». Во вторник рукопись была передана Брэггу, а в среду, 2 апреля, послана в редакцию «Нэйчур».
Лайнус приехал в Кембридж в пятницу вечером. Он завернул сюда по дороге в Брюссель, на Сольвеевскую конференцию, чтобы повидаться с Питером и взглянуть на нашу модель. Питер легкомысленно поселил его в пансионе Камиллы. Вскоре мы обнаружили, что он предпочел бы гостиницу: присутствие девушек-иностранок за завтраком не искупало отсутствия горячей воды в его комнате. В субботу утром Питер привел отца в наш кабинет и он, сообщив Джерри последние калифорнийские новости, занялся нашей моделью. Хотя он все еще хотел познакомиться с количественными данными лаборатории Кингз-колледжа, мы в подтверждение наших доводов показали ему копию первоначальной рентгенограммы В-формы, полученной Рози. Все карты были у нас в руках, и он любезно сказал, что, по его мнению, мы действительно нашли правильное решение.
Тут пришел Брэгг, пригласивший Лайнуса и Питера пообедать у него. Вечером оба Полинга, Элизабет и мы ужинали у Криков на Портюгэл-плейс. Фрэнсис, возможно из-за присутствия Полинга, больше молчал и не мешал Лайнусу очаровывать мою сестру и Одил. Хотя мы выпили изрядное количество бургундского, разговор так и не оживился, и я чувствовал, что Полинг предпочитает говорить не с Фрэнсисом, а со мной — явно незрелым представителем молодого поколения. Да и вообще Лайнус, живший еще по калифорнийскому времени, скоро устал, и в полночь все разошлись.
Утром мы с Элизабет улетели в Париж, где на другой день к нам должен был присоединиться Питер. Через десять дней Элизабет отплывала в Штаты, а оттуда в Японию, чтобы там выйти замуж за американца, с которым она познакомилась еще в колледже. Это были наши последние дни вместе — во всяком случае, мы прощались с той веселой беззаботностью, которая владела нами с тех пор, как мы бежали от Среднего Запада и от американской культуры, вызывающей столь двойственное отношение. В понедельник утром мы отправились в предместье Сент-Оноре, чтобы в последний раз полюбоваться его красотой. Там, заглянув в магазин, полный очаровательных зонтиков, я понял, что вижу свадебный подарок для Элизабет, и мы тут же его купили. Потом она отправилась пить чай с подругой, а я пошел пешком через мост к нашей гостинице неподалеку от Люксембургского дворца. Вечером мы с Питером собирались отпраздновать день моего рождения. Но пока я был один — и вот я глядел на длинноволосых девушек у Сен-Жермен-де-Пре, зная, что они не для меня. Мне было двадцать пять лет — слишком много, чтобы быть оригинальным.
