– У меня после развода тоже никого не было.
– Я знаю. Я хочу сказать, догадался. Вы уже говорили мне, что не назначали свиданий. – Он сунул руки в карманы и шумно выдохнул. – Но моя ситуация отличается от вашей. Спонтанный секс, да и любой другой секс для меня затруднителен. У меня ампутирована нога, большая часть левой ноги, а у того, что от нее осталось, не самый приятный вид.
Джулианн вдруг поймала себя на том, что не знает, куда девать глаза, что говорить и как реагировать. Ей еще никогда не приходилось сталкиваться с инвалидами.
– Я ношу протез, – добавил он. – Мне не требуется адаптивное оборудование для грузовика, потому что для педали тормоза и газа я могу пользоваться правой ногой так же, как это автоматически делает любой водитель, – объяснил он. – Но мне пришлось кое-что изменить в верховой езде.
– Например, садиться на лошадь с другой стороны? – спросила Джулианн и тут же осознала, что это первые слова, которые она произнесла.
Он вынул руки из карманов:
– Ага.
– Это не имеет значения.
Он нахмурился, а ей захотелось как следует себя пнуть.
– Я не то хотела сказать.
Он пожал плечами:
– Не стоит извиняться, я знаю, что из-за этого люди часто чувствуют себя неловко.
«Да», – подумала она, ей неловко. Но только потому, что она не знала, как сказать ему, что он – один из самых привлекательных мужчин, каких она когда-либо встречала.
– Когда это случилось? – спросила она.
– Три года назад, в автомобильной аварии.
Джулианн закрыла глаза, потом открыла:
– В ней погибла ваша жена?
– Да.
– Ох, Бобби! – Она начала пододвигаться к нему, но он выставил вперед руки.
– Не надо, не жалейте меня.
Она проглотила комок в горле:
– Это не жалость. Это сочувствие.
– Я пришел сюда не за сочувствием. И, конечно, не собираюсь рассказывать вам о жене. – Он посмотрел на ее кровать. – Вы имеете право знать, почему я вас отверг. И только поэтому я все рассказал.
– Так вы действительно хотели остаться со мной? – спросила она и придвинулась чуть ближе.
Он перевел взгляд на нее. Их глаза встретились.
– Да.
Она вздохнула, набираясь храбрости:
– Тогда оставайтесь.
У него на лице появилось смущение.
– Вы не понимаете? Мне неудобно раздеваться перед вами, Джулианн.
Но Джулианн решила не отступать:
– Ну, так и не раздевайтесь.
Он пошел к ней и не остановился, пока не оказался с ней лицом к лицу:
– И что же мне делать? Прижать вас к стене и расстегнуть молнию на джинсах?
Она понимала его сарказм, но ведь это не имело значения.
– Не надо меня никуда прижимать, я сама пойду.
Он взял ее руку и приложил к джинсам:
– И молнию тоже расстегнете?
Она зацепила пальцем молнию:
– Если вам угодно.
Он издал резкий, мучительный стон – стон мужчины. А потом поцеловал ее. Так крепко, что она чуть не задохнулась.
Она схватила его за плечи, он положил руки на ее ягодицы и крепко прижал к себе.
Глаза у него потемнели и стали глубокими.
– Я хочу видеть, что у тебя под халатом.
Внезапно всплыла ее неуверенность, ее опасения показаться недостаточно сексуальной.
– Есть некая вещица, которая была надета под платьем. Черный шелк.
– Покажи.
– Может, притушить свет?
– Нет.
– Бобби, не надо так.
– Почему нет? Ты же сама хотела.
Она вздернула подбородок и сбросила халат:
– Видишь? Черный шелк.
Он ухмыльнулся, и ухмылка вышла совершенно мальчишеской, чрезвычайно привлекательной ухмылкой для мужчины его лет.
– Я много фантазировал насчет этой тесноватой детали.
– Неправда.
– Да-да, фантазировал, еще с тех пор, как она зацепилась за мои каблуки. – Он перестал ухмыляться. – Ты невероятно выглядишь, еще более красивой, чем я себе представлял.
– Правда?
Вместо ответа он сдернул бюстгальтер и освободил груди. Потом его руки скользнули вниз, к ногам, отстегивая подвязки.
Джулианн схватилась за его рубашку и выдернула ее из джинсов. Обнажив его грудь, она скользнула пальцами вниз по животу, по полоске волос, спускавшихся к молнии.
Он гладил ее медленно, вкрадчиво, пока Джулианн не застонала и не впилась ему в губы жадным поцелуем.
Оба впали в легкое безумие.
Когда он стянул с нее трусики, она мельком вспомнила о презервативах, хранящихся в верхнем ящичке столика, но решила ничего не говорить – незачем беспокоиться о том, что не имело большого значения, но могло стать помехой.