Один за другим появлялись на палубе люди, щурились на солнце, жадно вдыхали пряный воздух, ответно улыбались океану. Хороша погодка! Значит, будет работа.
Появился Золотцев, постоял у борта, удовлетворенно потирая руки.
— Ладненько! А где наш очаровательный синоптик? Подать сюда Тяпкина-Ляпкина!
— Я здесь! — отозвалась Алина Азан откуда-то сверху, от борта метеопалубы. — Вот он, Тяпкин-Ляпкин.
— Ну и что вы скажете, голубушка? — В лучах солнца очки Золотцева сверкнули с шутливой грозностью. — Обманули нас гаданием на своих картах! Что нам с вами делать?
— А вы мне другие карты дайте, уважаемый шеф! — Алина подстраивалась под игривый тон Золотцева. — Качественные! Тогда и гадания будут надежнее. А сейчас действительно тяп да ляп.
— А кто это «вы»?
— Вы — большая наука, светлые ученые головы двух великих держав. Давно бы вам взяться за это дело по-настоящему.
— Возьмемся, возьмемся, возьмемся! — повторял, значительно кивая головой, Золотцев. — Уверяю вас, голубушка Алина Яновна. Для этого и следуем в океан.
— …Внимание! Вышли на полигон, — сообщили динамики. — Палубной команде приготовиться к постановке буя!
У капитана опять случился приступ, он не выходил из каюты, судном командовал Кулагин. Командовал красиво, уверенно, и Смолин любовался его молодой, статной, энергичной фигурой, маячившей то в ходовой рубке, то на крыле мостика, то на палубе во время забортных работ. Каждый раз, когда подходили к порту, Кулагин вместо форменной куртки облачался в морской пиджак, надевал фуражку с крабом, и тогда все бросали на него восхищенные взгляды.
Палубная команда «Онеги» недавно обновилась, прежние опытные ушли в торговый флот, там работа хотя и напряженная, зато кошт погуще, чем на научном. Новички многого еще не умели, а ставить в открытом море буй, в котором чуть ли не полтонны, дело непростое. Хотя вроде бы и штиль, а все же океан дышит волной, и надо, чтобы при спуске буй не грохнулся о борт, сам не поломался, борт не поцарапал, надо, чтобы якорь буя хорошо лег на грунт, иначе течение унесет этот столь важный для полигона ориентир.
— Эй вы, ковбои! Осторожнее! — надрываясь до хрипоты, кричал Кулагин с крыла мостика матросам, работающим на баке. — Петлю заносите на головку! Петлю заносите, говорю! Слышите? Дайте чуток вира! Вира, говорю! Чтоб вас!
За постановкой буя наблюдали многие, а канадец даже фотографировал. Когда буй оказался наконец в море и Кулагин мог передохнуть от команд, Клифф Марч поинтересовался:
— Скажите, сэр, почему вам приходится с мостика кричать и расходовать свой голос? Разве у вас нет мегафона?
— Есть мегафон! — хмуро буркнул Кулагин.
— Почему же вы им не пользуетесь?
Кулагин отвернулся, со зверским выражением лица беззвучно пошевелил губами — ругнулся «на всю катушку». В следующее мгновение, снова взглянув на американца, любезно осклабился и пояснил:
— Видите ли, сэр, в мегафоне сели батарейки…
— Так их ничего не стоит заменить.
— Видите ли, сэр…
Когда Клифф, наконец отвязавшись от старпома, куда-то ушел, Кулагин позволил себе расхохотаться.
— Вашего носатого Буратино из Бостона прикажу смайнать за борт, — пообещал он Смолину. — Всюду сует нос. Спасу нет от его вопросов. Ну как, как я скажу этому дошлому америкашке, что матюгальник у нас не работает только потому, что в порту на базе нет батареек, обыкновенных круглых батареек, ценой в двугривенный каждая. Мегафонов навалом, а батарейки никак не завезут.
За предстоящие три дня пребывания на полигоне Золотцев намеревался извлечь из него максимум, получить все данные, которые только возможно, — геоморфологические, гидрологические, магнитные, ну и конечно, геологические. «Поиск» пойдет на дно не раз, надо посмотреть, что там, на дне, разумеется, образцы взять, чтобы иметь хотя бы общее представление об этой горушке.
Он вызвал к себе в каюту Смолина, чтобы посоветоваться.
— Разве у вас нет никакого предварительного представления об Элвине? — поинтересовался Смолин.
— Весьма незначительное.
— Но ведь гора находится в океане недалеко от западных берегов Европы. Может быть, ее давно уже изучили те, к кому она поближе, и не стоит заново изобретать велосипед? Не проще ли запросить зарубежных коллег, что они знают об Элвине? Они ответят: знаем то, знаем другое, а вот это не знаем. Значит, нам именно «это» и нужно изучать.
