— Спасибо!
— Спасибо! — ответил ему Смолин.
Потом набрал номер на диске телефонного аппарата и нарочито невозмутимым тоном, не торопясь, веско вложил в трубку слово к слову:
— Товарищ начальник экспедиции! Докладываем: изобретенный и сконструированный вашим сотрудником Андреем Евгеньевичем Чайкиным спаркер прошел испытания. Работает исправно, только что продемонстрировал показания, которые лично мне представляются феноменальными.
Спаркер, соединенный в одном организме с локатором бокового обзора, создавал новые возможности, он был насыщен гигантской силой проникновения, пронизывал любое препятствие на пути своим негнущимся, нетупеющим, острейшим копьем звука. Можно было теперь в районе Карионской гряды легко обойтись без специальных научных станций, не ложиться в дрейф, даже не сбавлять скорость. Просто пройти по полигону несколькими галсами по гребенке, и картина будет достаточно ясной, особенно, если в наиболее глубокой части впадины запустить спаркер на предельную мощь. Сейчас они решились лишь наполовину шкалы мощности, опасаясь, что чудовищная энергия аппарата может повлиять на точность работы многочисленных приборов, которыми оснащено научное судно. На всю катушку пустят адскую машину лишь там, над самой недоступной зоной, в непосредственной близости от Карионской гряды. Смолин не сомневался, что эксперимент удастся. «Онега» — судно мощное, вполне одолеет коварное тамошнее течение, правда, придется проявить максимум внимания, осмотрительности, даже пойти на риск. Острые клыки скал столь неожиданной в этой части океана гряды, как распахнутая пасть морского дракона, издавна страшили моряков, немало кораблей нашло свой конец у голых неподступных рифов, и моряки старались держаться подальше от проклятого места. Но то торговые суда, а научному надо быть всегда готовым к риску.
Однако заход в район Карионской гряды в утвержденный план не входил, и положение у Золотцева оказалось непростое. Смолин решительно настаивал на изменении маршрута, но Золотцев понимал, что сделать это можно только за счет захода в Пирей.
— Отказаться от Пирея? Разрешенного Москвой Пирея? — сокрушался начальник экспедиции. — Так меня морячки за борт смайнают. У них валюта не истрачена…
При обсуждении создавшейся ситуации кто-то высказал мысль послать запрос в Москву, в институт, чтоб продлили срок рейса на три дня. Но Золотцев махнул рукой: бесполезно! И думать нечего. Чтобы разрешить задержку на три дня, целая коллекция подписей потребуется. За это время «Онега» уже доберется до родных берегов.
— Речь-то идет всего о трех днях, — настаивал Смолин, — трех днях, таких нужных для науки!
— От этого предложения нельзя бездумно отмахнуться, — неожиданно поддержала Доброхотова. — Если эксперимент у Карионов пройдет успешно, представляете, как это отразится на нашем отчете, не таком уж богатом открытиями!
— Ну а что прикажете нам делать? — грустно взглянул на нее Золотцев.
— Отказаться от захода в Грецию! — вставил за Доброхотову Смолин. — Разве обарахление может быть аргументом против научного эксперимента?
В разговор, как всегда мягко, вмешался Ясневич.
— Зря вы так, Константин Юрьевич. Разве за обарахлением нас посылают в рейсы? Это так, попутно. В Греции есть дела вполне серьезные, вполне научные. Например, контакты с учеными Афинского университета. Контакты тоже в план входят.
— Но о каких контактах может быть речь, когда всего три дня стоянки?
Ясневич пропустил по своим губам скользящую улыбку Будды.
— Государственным и политическим деятелям достаточно и двух часов, чтобы принять решения, порой определяющие судьбы эпохи. Например, во время известной вам встречи руководителей великих держав в Тегеране…
— К двухчасовым встречам на высоком уровне предварительно готовятся месяцами. К тому же это на в ы с о к о м уровне. А вы, Игорь Романович, наверное, даже толком не знаете, с кем именно и зачем будете встречаться на своем уровне. Просто, как говорится, зафиксируете свое почтение. Разве не так?
Смолин был убежден, что своим аргументом припер Ясневича к стенке, но не тут-то было!
