Фабрика представляла собой большой деревянный двухэтажный сарай под крутой островерхой крышей. Внутри он был разделен на секции, в них мерно громыхали громоздкие старомодные станки с ременными приводами — лущили и сортировали орех, над мешками и ящиками с орехом мелькали черные руки женщин, под кровлей сарая стыл жаркий, дурманящий горьковатым мускатным запахом, пропыленный воздух.
Чайкин покупать орех отказался — зачем он ему, холостяку! Смолин купил килограмм для Мосина, потом, подумав, попросил взвесить еще полкило — для Люды.
— Разве это бизнес? — удивился Бауэр. — На вашем месте я взял бы несколько мешков. Вы же на корабле, а не на самолете, за вес платить не надо. А гренадский орех первосортный. Можно неплохо заработать.
Все-таки они были с разных планет!
На подъезде к Сент-Джорджесу Бауэр вдруг притормозил у развилки дороги. Главная вела вправо, но Бауэр свернул в противоположную сторону, на плохонькую грунтовую.
— Здесь не больше мили, — пояснил он. — Покажу любопытное местечко.
Проехав недолго по пыльной дороге, Бауэр остановил машину у небольшого, сложенного из камня, дома. Из широкой, настежь распахнутой двери несло рыбной тухлятиной.
— Вам, русским, наверняка это будет по душе. Новая местная достопримечательность — рыбацкий кооператив! Вроде вашего колхоза! Они тоже начинают с колхозов, по вашему примеру. — Бауэр скривил губы. — Можно себе представить, что они наворотят с их представлениями о дисциплине.
В доме оказалось помещение для разделки рыбы, несколько отсеков, в которых стояли бочки и ящики, две комнаты были отданы под контору. В одной из них они обнаружили девушку-гренадку в белом халате. При появлении гостей она извлекла из кармана халата легонькую розовую косынку и почему-то торопливо повязала голову, прикрыв свои милые африканские кудряшки. В косынке стала старше на вид и теперь была похожа на пролетарку двадцатых годов.
— Мэри! — крикнул ей Бауэр. — Вот привез тебе двух гостей. Это русские. Продай им по зубу, чтоб помнили о Гренаде. И мне заодно.
— Русские? — Она удивленно вскинула пышные брови, которые тоже состояли из кудряшек, только очень мелких. — По радио сообщали, будто к нам прибыл первый русский корабль. Вы с него?
С простодушной прямотой внимательно оглядела сперва Смолина, потом Чайкина, как оглядывают нечто неведомое раньше и поразительное, выдохнула:
— Первый раз в жизни вижу русских!
Девушка повела посетителей в соседнюю комнату, которая оказалась чем-то вроде магазинного помещения. У стены возвышался прилавок, над ним висели технические плакаты — как ловить, перевозить и разделывать больших рыб. На другой стене — в самом центре — был приклеен прямо к штукатурке портрет широколицего бородатого человека со спокойными, уверенными, прямо глядящими глазами. Морис Бишоп, премьер-министр Гренады! Смолин не мог оторвать глаз от портрета. А ведь он и вправду похож на Че Гевару — не только бородой, чем-то и другим неуловимо общим — может быть, чистотой и ясностью высокого лба, юной открытостью взгляда, мужественной складкой губ или еще чем, словом, это было лицо, простодушно распахнутое перед будущим. Такое же, как у Че. Лицу этому можно было верить, и Смолин содрогнулся, вспомнив мрачное пророчество Бауэра.
На прилавке стоял деревянный противень, и в нем белела кучка странных, похожих на острие скальпеля, косточек.
— Акульи зубы! — объявил Бауэр. — Этот кооператив ловит акул, мясо пускает на переработку, а зубы продает как сувениры. Прежде всего американским туристам.
Взял одну из косточек, подбросил на ладони, острием кольнул палец.
— Как бритва! В моде сейчас у американок, большие деньги платят. Вешают на шею на цепочке, как амулет. Говорят, этот символ зла надежно защищает ото всех остальных зол на свете. — Бауэр посмеялся. — Видите, как моды меняются! Нарасхват акульи зубы! А почему? Да потому, что в мире акулья обстановка.
Девушка, разгребая сухо звенящую кучку амулетов, выбрала два зуба покрупнее: один протянула Смолину, другой Чайкину.
— Сколько мы вам должны? — спросил Чайкин.
— Ничего не должны. Это подарок!
