Смолин не очень верит предположениям Ясневича, скорее всего мы сами виноваты — вовремя не прислали куда-то какую-то бумагу, это у нас дело обычное. Но если Ясневич все-таки прав и все дело в случайном заходе в Гамильтон, то причина, по которой не пускают «Онегу» в порт, пустяковая, выдуманная, основанная на сиюминутной политической игре. А в результате серьезные планы работ на шельфе сорваны. И получается, что наука в наше время не может быть независимой от каждодневной политики, что за толстыми стенами лаборатории в Москве Смолин не только работал, но и как мог хоронился от реальной обстановки. Но схорониться, оказывается, невозможно, даже самые толстые стены не помогут, а уж в океане, где нет стен, тем более. И окружающий мир ныне представился Смолину уже иным — он неблагополучен, расхлестан, разобщен, раздирают его противоречия, противоборства идей и авторитетов, столкновения амбиций и претензий, а заложником в этой возне — будущее человечество. В Москве ему и в голову не приходило крутить ручку радиоприемника, чтобы насытиться новейшей информацией о событиях в мире. А здесь крутит, слушает, насыщается — не только интересно, но и необходимо. От этого зависит твоя жизнь. Получается, что могут не только лишить возможности работать, но и напугать, даже потопить — все сейчас могут. Мир прошит пальбой, стреляют в Африке и на Ближнем Востоке, в Азии и в Южной Америке, стреляют в городах Европы, Соединенных Штатов, Австралии… Мир сошел с ума! Мир несется к пропасти, как курьерский поезд, у которого вышли из строя тормоза. Что же делать? Конечно, что-то надо делать. Но что?
Невеселые размышления Смолина прервал голос вахтенного:
— Внимание! Даем ход! — Голос прозвучал бесстрастно, словно речь шла об обычной работе на очередной станции, где остановки через каждые два часа.
Подрагивая от набирающей обороты главной судовой машины, «Онега» стала медленно уносить свой туповатый, как у утюга, нос вправо, горный хребет берега стремительно побежал в противоположную сторону. Прошли короткие минуты, и хребет вместе со всем континентом, вместе с городом, куда «Онегу» не пустили, остался за кормой. «Онега» уходила в океан.
— Как сказал Остап Бендер, нет Рио-де-Жанейро, нет Америки! — подвел итог событиям Крепышин.
— А ну ее, эту Америку, к… — Подшкипер Диамиди на всякий случай оглянулся — женщин и начальства не видно — и от всей души смачно завершил фразу словами, которые давно подспудно напрягали его скулы.
С палубы долго не уходили — жалко было расставаться с видом на чужой неведомый континент. Может быть, больше никогда в жизни и не увидишь.
Появился Золотцев, молча облокотился на борт рядом со Смолиным.
— Вот видите! Вот как все получается! — Начальник экспедиции вздохнул и зябко повел плечами. — А кто за все в ответе? Золотцев! Кому по шапке? Золотцеву!
В голосе его звучала усталость.
— Да, вам не позавидуешь, — посочувствовал Смолин.
— Вот! Вот! Не позавидуешь! Вы думаете, голубчик, мне, начальнику подобной экспедиции, спокойно жить? Ох как не спокойно! А вот вам можно позавидовать.
— Мне?! В чем же? — удивился Смолин.
— Да во всем! Прежде всего вашей независимости. — Золотцев обернулся: нет ли кого рядом. — Например, в истории с Чуваевым. Не будем, голубчик, касаться существа спора, правы вы или нет, я говорю о другом. О характере вашего выступления. Взял и выложил все, что думал. Без оглядки, прямиком! Честно говоря, я даже позавидовал. Но только это между нами!
— А вы? Разве вы не можете так же?
— Мог когда-то!.. Был ученым, наукой занимался, даже научный вес имел — считались! А потом черт попутал, в руководство подался. Был ученым — стал научным начальником. И быстренько переквалифицировался в канатоходца, который ловко балансирует на высоте с шестом в руках. Такие порой фигуры приходится выказывать, чтобы не сорваться, — дух захватывает! Кто только у нас не командует наукой! Мной, например, юная девица, вчерашняя студентка, инструктор нашего райкома. И часто для того, чтобы просто-напросто иметь возможность выполнять свои служебные обязанности, приходится кивать направо и налево: хорошо! понял! учту! спасибо! — а действовать, как подсказывает нюх. А когда ко всему этому тебя еще выносит на международную арену, то акробатика нужна тройная. Сами видите! Вот взяли и не пустили в Венесуэлу. А почему?
