– Иммодиум дать? – спросил я на всякий случай.
Он устало зыркнул на меня и страдальчески простонал:
– Не надо, все закончилось.
Перочинный ножик вернулся на свое законное место.
– Вася, ты это…, запиши-ка в нашей тетрадке, что надо изобрести резинку для трусов.
Я опять заржал, не сдержавшись.
– Что гогочешь? И туалетную бумагу, а то там одни газетки.
Санкт-Петербург встретил нас промозглым утром и запахом сырости. Низкие серые облака проносились над вокзалом с бешеной скоростью, дул сильный ветер и невидимая глазу морось противно ложилась на лицо. Возникший из ниоткуда грузчик деликатно подхватил наш багаж и за малую деньгу донес его до извозчика.
Самый первый, что нам попался, нагло дрых на козлах своего тарантаса, по самые уши укутавшись подобие плаща, забыв о необходимости добывать на хлеб насущный. Пришлось его разбудить, сильным пинком по высокому колесу фаэтона.
– Эй, водитель кобылы, ты спишь али как?
Извозчик встрепенулся.
– Чего шумишь, чего шумишь? Не сплю я! – недовольно проворчал он, высовывая нос за край намокшего плаща. – Задумался просто, вот и все. Куда изволите, баре?
– В приличную гостиницу давай, где клопов нет.
– А, это мы быстро, – ответил он, с готовностью спрыгивая с козлов. Помог нам взобраться на высокий фаэтон.
Через пять минут он высаживал нас у парадного входа респектабельной гостиницы. Нас встретил швейцар и уже через несколько секунд бойкий пацаненок тащил наш чемодан внутрь здания. Мы взяли один номер на двоих, хоть это и было безумно дорого. Чтобы не слишком сильно тратиться на проживание, на следующий день мы арендовали трехкомнатную меблированную квартиру. При квартире небольшая печурка, самовар с дымоходом в форточку и удобства на улице. Переночевав в ней всего одну ночь, мы поняли, как нам не хватает современного комфорта. Вроде бы мелочи, которые уже не замечал, а все же…. Банальная процедура распития чая превращалась в целую церемонию. Притащить от водовоза ведро воды, растопить щепой самовар, которую прежде надо было заготовить из подходящего сухого полешка, запарить заварку и только тогда, по истечении получаса, когда самовар начинал ворчливо булькать, удавалось хлебнуть горячего чая. Про приготовить что-нибудь на завтрак, обед или ужин мы уж и не заикались – обедали в близлежащих кафешках, трактирах и недорогих ресторанчиках. И эти бытовые неурядицы заставили нас нанять хозяйственную тетку средних лет, которая нас кормила, обстирывала и вообще следила за чистотой и порядком.
Но особо из бытовых неурядиц меня напрягало необходимость бриться. Одноразовых станков здесь нет, бритв с моторчиком и плавающими лезвиями и подавно – только опасная бритва. А бриться-то ей я и не умел. Все мои тщетные попытки оканчивались кровоточащими порезами и клоками не выбритой щетины. Я ругался, останавливал кровь ваткой с водкой и повторно намыливал морду помазком. Через пару недель этих мазохистких пыток я подумал было об отращивании бороды, но семидневная щетина так зачесала, что я плюнул на все и не побрезговал обратиться к цирюльнику. Он-то меня и брил за пять копеек с огурчиком. Кстати, пришлось отрастить усы, что по нынешним временам было нормой. Иначе никак, зачастую гладко выбритого мужчину здесь принимали за рядового чиновника – им единственным было запрещено отращивать растительность на лице. Все остальные лица мужского пола носили усы и бороду.
В Питере мы планировали пробыть пару недель, но не сложилось. Объездили все представительства, обсмотрели несколько подходящих станков, провели массу переговоров. Мишка был в своей среде, его язык не затыкался. Мы сумели заказать изготовление пресс-формы или штампа – не знаю, как правильно назвать, что сожрало значительную часть наших средств. Ее обещали изготовить в течение двух-трех месяцев. Очень быстро мы определились с подходящим оборудованием и стали договариваться об его доставке в Кострому, как вдруг меня осенило:
– Миха, – сказал я, дождавшись момента, когда мы остались наедине, – а ведь нам сейчас все равно где производство налаживать. Незачем в Кострому возвращаться, можно и здесь остаться.
