- Мы вас сюда не приглашали, - продолжил он. - Но раз вышло так, что вы здесь, извольте играть по нашим правилам... Или откажитесь играть совсем.
- Отказаться, - произнес Сретенский. - Это значит...
- Давайте не уточнять, Андрей Иванович. Вы взрослый, умный человек и понимаете, что ничего хорошего в этом случае вас не ожидает.
После этих слов в комнате звучала только хоральная прелюдия Брамса. Аня смотрела на Власова с ужасом.
- Мы можем подумать? - тихонько спросила девушка.
Власов пожал плечами.
- О чем? Если о том, принимать ли мое предложение, то оно сделано достаточно убедительно для умных людей, разве нет? А вот о моих аргументах действительно подумайте. Андрей Иванович, мы хотим, чтобы вы присоединились к нам не от безвыходности, а искренне. Поверьте, вы нигде не найдете столь идеальных условий для научной работы. Кроме того, проблемы, которыми мы занимаемся, достигнутые успехи и задачи, ждущие своего решения... О, это увлечет вас! Оборудование наших лабораторий...
- Сдается мне, - прервал его Сретенский, - я уже видел кое - что, похожее на ваши лаборатории. Там, в подземельях.
- Ах, эти... Да, там были лаборатории, заводы, целый технологический комплекс. Он давно заброшен.
- За ненадобностью?
- За ненадобностью... В основном. То, что там создавалось и выпускалось, уже на боевом дежурстве... - Сретенский вздрогнул, а Власов поспешно добавил, - в переносном смысле, конечно. Но мы отказались от использования этого комплекса и по ряду других причин.
- Например, потому, что работавшие там ученые подняли бунт?
- Да не было там никакого бунта, - отмахнулся Власов. - Так, мелкие недоразумения... Из - за них бросать комплекс? Абсурд. Но в общем, мы решили, что лучше продолжать исследования в другом месте.
Власов явно недоговаривал, и Сретенский вспомнил найденный в подземелье дневник. Темные Миры, прорывы мембран... "МЫ ОБРЕЧЕНЫ". Относилась ли эта фраза только к конфликту с хозяевами Фоксхола или в большей - если не в абсолютной - степени к тому, ЧТО появлялось в подземных залах лабораторий и заводов? Была ли она написана под влиянием минуты отчаяния или явилась результатом ЗНАНИЯ, исчерпывающего и настолько безнадежного, что уже не было никакого смысла расшифровать её значение?
Снова изобразив неуместную лучезарную улыбку, Власов сказал:
- Не забивайте себе голову делами давно минувших дней. Я вас оставляю, а вы и в самом деле очень, очень серьезно подумайте. Вскоре для вас будет организована экскурсия в Институт Фоксхола... Там есть на что посмотреть!
Сретенский невольно ответил на улыбку Власова.
- Вы знаете, чем искушать ученого...
- Искушает сатана, а я просто чиновник... Но если бы сатана хотел купить вашу душу, он вряд ли смог бы предложить больше, чем мы. Кстати, нет ли у вас здесь в чем - нибудь нехватки?
- В информации.
- Вы имеете в виду телевидение и радио? Да на что вам фальшивые новости... Из любопытства разве... Ну, извольте, я распоряжусь поставить, только поверьте, ничего интересного там нет. А подлинную информацию вы получите позже... Какую и сколько захотите.
С трудом выбравшись из глубокого кресла, Власов поклонился.
- До свидания, товарищи. До скорого свидания.
Он ушел, а Сретенский и Аня смотрели на закрывшуюся дверь до тех пор, пока не услышали звук отъезжающей машины.
- Нет, как тебе это нравится? - Сретенский рывком убрал звукосниматель с пластинки, игла взвизгнула поперек дорожек. - Цивилизация захлебывается собственной злобой! Благодетель хренов...
- Тише, - предостерегла девушка. - Нас, наверное, подслушивают.
- Подслушивают? Ну и на здоровье. Что такого я ещё могу сказать, что уже не сказал нашему гостю?
- Поймите, он в чем - то прав...
Взгляд Андрея Ивановича, устремленный на девушку, выразил крайнее недоумение. Аня взяла лист бумаги и карандаш, написала неустоявшимся почерком:
"Нужно разыграть постепенное признание его правоты. Если они с самого начала будут убеждены, что мы согласились только под давлением, с нас глаз не спустят. А так, возможно, нам предоставят некоторую свободу, пусть и не сразу. Тогда возрастают шансы найти способ смыться из Фоксхола".
