— А кто сильней — эмир или русские?..
Пахлаван не успел ответить на вопрос сына: поблизости послышался кашель, и из темноты, как призрак, появился человек. Русские сильней, конечно! — сказал пришелец.
Пахлаван, который ничего не боялся, так как, по его словам, «родился на день раньше страха», сейчас, услышав эти слова и увидев вышедшего из тьмы человека, испугался немного. Пришелец не был местным жителем Пахлаван никогда не видел его здесь. Это был человек среднего роста, худощавый, длиннолицый, с большой бородой. На голове чалма, как у муллы, одет в поношенный халат, под которым гимнастерка и галифе, на ногах ичиги с калошами. Плеть, которую он держал в руке, свидетельствовала о том, что он привык ездить верхом, однако по тому, как он устало опустился на землю рядом с Пахлаваном и с наслаждением вытянул ноги, видно было, что он долго шел. Голос его был груб, неприятен, движения быстры и решительны.
— Ассалом алейкум! — сказал он, усевшись и протягивая Пахлавану руку. — Вы не ждали гостя, а бог вам прислал его.
Слава господу, да пошлет он вам добра и успеха!
Пахлаван кончиками пальцев дотронулся до его руки, отвечая, как положено. Мирак сидел удивленный, раскрыв рот.
— Я помешал вашей интересной беседе — вы так оживленно разговаривали…
— О чем говорит крестьянин на бахче? Только о том, как прожить, — сказал Пахлаван. — Парень должен завтра рано утром отвезти на базар дыни и раздумывает, куда ехать. Вот потому-то и задает такие глупые ребячьи вопросы, только голову отцу морочит.
— Не бойтесь меня, — сказал неизвестный. — Яне сыщик, не шпион, мне нет никакого дела до вас и ваших разговоров. Я случайно услышал вопрос вашего сына и вмешался. Извините. — Помолчав, он добавил: — Я нездешний, иду издалека. Нукеры эмира отняли у меня коня, я сам едва спасся и почти весь путь… большую часть пути проделал пешком. Это кишлак Кули Хавок?
— Кули Хавок.
Незнакомец вздохнул с облегчением.
— Живет в этом кишлаке Наим Перец?
Этот вопрос усугубил подозрения Пахлавана: Наим Перец считался в кишлаке скандалистом и хулиганом. За резкость, за то, что говорил людям в лицо дерзкие, обидные слова, его прозвали «Перцем», и порядочные люди старались его обходить. Кроме воров и хулиганов, в доме у него никто не бывал. Сам он воровством и разбоем не занимался, но все знали, что он водится с ворами, прячет награбленное добро и потом сбывает его… Вот почему Пахлаван подумал, что если бы пришелец был порядочным человеком, он не спрашивал бы о Наиме Перце. Бог знает, кто он такой…
— Да, Наимбай живет в нашем кишлаке, — сказал Пахлаван. — Вы к нему в гости?
— Нет, какой я гость? — сказал незнакомец, словно догадавшись, что подумал Сайд. — Я ведь уже сказал, что попал сюда случайно, очень устал… В этом кишлаке у меня, кроме Наима, знакомых нет. Я подумал, что переночую у него, а рано утром пойду в Каган.
— Ну что ж, — сказал Пахлаван. — Наимбай человек щедрый и гостеприимный. Дом его на большой улице, немножко ниже мечети, всякий вам покажет.
— А вы не знаете, — спросил незнакомец, — других гостей у Наима сейчас нет?
— Нет, мне кажется, никого нет, — сказал Пахлаван, желая поскорее отделаться от пришельца, хотя совсем не знал, что творится в доме Наима Перца. — А если и есть кто — одним гостем прибавится!
— Ладно, — сказал незнакомец, не обратив внимания на последние слова Пахлавана.
А эмирских нукеров нет в кишлаке?
— Нет, — сказал Пахлаван, теперь уже окончательно уверенный, что человек этот или вор, или какой-то беглец, который боится эмирских нукеров.
— Ваши подозрения напрасны, — сказал незнакомец, опять догадываясь, о чем подумал Пахлаван. — Я не вор и не разбойник. Но эмирские нукеры отняли у меня лошадь и теперь, боясь расплаты, могут сказать, что я джадид, оклеветать и схватить меня — потому я и спрашиваю. Ну ладно, дай вам бог завтра хорошего базара!
— Аминь! — сказал Пахлаван. — Отдохните у нас, я сейчас дыню разрежу.
— Нет, спасибо! — сказал незнакомец, с трудом подымаясь и подходя к груде дынь. — Не режьте дыню, но, если вы так добры, подарите мне одну из сорта «эмирских», я отнесу Наиму. Он скупец, конечно, скажет, что у него нет дынь.
