Гусь, то есть… теперь уже лебедь, недовольно вытянул шею, словно пытаясь ущипнуть меня за ногу, приблизился к Марии, та села на него верхом, и лебедь поднял её высоко в небо.
– Маша, Маша-а-а! – закричал я. – Вернись! Ма-а-ша-а-а!
В это самое время из трюма вылез Федя и громко рассмеялся:
– Эка прибило тебя, Миха. Ты чего орёшь-то? Куда ты там её выпроводил?
– Кого? – не понял я спросонок.
– Ну Машку свою. Что там тебе приснилось?
Наконец-то я сообразил, что это мой очередной сон.
– Улетела, – буркнул я, протирая глаза.
Из динамика раздался знакомый голос художника: «Дождь всегда вызывает у меня тревогу, как будто перед открытием тайны, предчувствия чего-то. Это чувство объяснить себе я никогда не мог. Что-то похожее на испуг, жалость к самому себе, в общем, то, что называют одиночеством. Я люблю в дождь сидеть в этом кафе. Потемневшие зеркала, в которых ничего не отражается, облупившаяся позолота на рамах, закопчённый потолок, не хватает только лампочки на пыльном шнуре, горящей вполнакала, и обгоревших спичек, приклеенных к потолку. И ещё раз я вдруг поймал себя на мысли, что я не помню, где я и кто я».
Проснувшись окончательно и заметив за бортом городские огни, я спросил:
– Дядь Федь, уже приехали?
– Практически да. Слушай, Миха, я тебя высажу у старого автовокзала. Там возьмёшь такси – и вперёд. Где твоя дева Мария живёт?
– Улица Добровольского…
– А-а, это микрорайон Северный. Здесь, кстати, не очень-то далеко. Вытащи свой диск, а то снова забудешь.
– Дядь Федь, если вам он понравился, оставьте диск себе, – предложил я, – у меня ещё есть дома один. Юрий Леонидович подарил один маме, другой – папе. Так что у нас два.
– Даже как-то неудобно. Диск-то для друзей…
– Ну мы же теперь с вами друзья? – сказал я.
– Ну ладно, спасибо тебе. Хороший ты пацан. Молодец. Я рад, что познакомился с тобой. Да, запиши мой адрес, телефон… Если что, звони.
Мы обменялись телефонами, адресами, и тут я вспомнил о гусе.
– Ой, дядя Федя, у меня для вас ещё один подарок.
– Какой? – насторожился мой спутник.
– Вот, – я вынул из рюкзака большой свёрток и положил на спальник, – это гусь.
– Что ещё за гусь?
– Ну, баба Фрося мне в дорогу дала, – пояснил я. – Да вы не волнуйтесь, он свежий, ещё сегодня утром бегал по двору.
– Да я-то не волнуюсь, – говорит Федя, – но извини, гуся не возьму.
– Почему? – удивился я.
– Потому что это крохоборство какое-то, а не подарок.
– Это ещё почему кро… хро… хробор…
– Ну как я могу взять гуся? Старуха тебе его подарила, а я заберу. Да он мне поперёк горла встанет, твой гусь. Ты чего, сынок? – Он развёл руки в стороны.
– Дядь Федь, придётся взять, – настаивал я. – Сейчас всё объясню. И думаю, вы меня поймёте.
– Ну хорошо, – согласился водитель. – Объясни. Только…
– Погодите, погодите! Понимаете, тут какое дело. Я к Машке домой не пойду, потому что там её родители.
– Почему? – удивился Федя. – Проехал тыщу километров, чтобы на улице с девкой погулять? Ты чего, Миха? В своём уме?
– Нет, не по улице. Машка отпросилась у родителей встречать Новый год у подружки. А у той родители уехали, и мы будем встречать Новый год вчетвером: я, Маша, подруга и её парень. Вчетвером. Все свои – в смысле ровесники. Понятно? А Машкины родители даже не узнают, что я приезжал в Ростов, иначе это сразу станет известно моим родителям. А если мои родители узнают, то… понимаете… ну… Дядя Федя, этот гусь ну не в тему.
– Почему не в тему? Пусть положат его в холодильник и после праздников съедят.
– Ну как вы не можете понять? – развёл я руками. – Этот гусь нарушит всю нашу конспирацию. И всё всплывёт…
– А ты думаешь, без этого бедолаги гуся никто ничего не узнает? – рассмеялся Федя.
– Да как же они узнают? – удивлённо спросил я.
– А домой как ты поедешь? Снова на попутках?
– Нет, у Машкиной подружки есть взрослая сестра. Она пообещала меня посадить на автобус до Москвы. Там всё просто. Возьмите, дядь Федь, гуся. Очень вас прошу.
Он думал несколько минут, вздыхал, косился на меня, чесал затылок.
Ура! Всё же мне удалось уговорить дядю Федю. Гусь поехал к нему домой. К тому времени мы подъехали к автовокзалу. За окном дождь так и лил.
