Двенадцать месяцев - страница 7
Дочка(сквозь слезы). Не надо мне пирожков, хочу подснежников!.. Ну, если сами идти не хотите и меня не пускаете, так пусть хоть сестра сходит. Вот придет она из лесу, а вы ее опять туда пошлите.
Старуха. А ведь и правда! Отчего бы ее не послать? Лес недалеко, сбегать недолго. Наберет она цветочков — мы тобой их во дворец снесем, а замерзнет — ну, значит, такая ее судьба. Кто о ней плакать станет?
Дочка. Да уж, верно, не я. До того она мне надоела, сказать не могу. За ворота выйти нельзя — все соседи только про нее и говорят: «Ах, сиротка несчастная!», «Работница — Золотые руки!», «Красавица — глаз не отвести!» А чем я хуже ее?
Старуха. Что ты, доченька, по мне — ты лучше, а не хуже. Да только не всякий это разглядит. Ведь она хитрая — подольститься умеет. Тому поклонится, этому улыбнется. Вот и жалеют ее все: сиротка да сиротка. А чего ей, сиротке, не хватает? Платок свой я ей отдала, совсем хороший платок, и семи лет его не проносила, а потом разве что квашню укутывала. Башмачки твои позапрошлогодние донашивать ей позволила — жалко, что ли? А уж хлеба сколько на нее идет! Утром кусок, да за обедом краюшка, да вечером горбушка. Сколько это в год выйдет — посчитай-ка. Дней-то в году много! Другая бы не знала, как отблагодарить, а от этой слова не услышишь.
Дочка. Ну вот, пусть и сходит в лее. Дадим ей корзину побольше, что я для себя выбрала.
Старуха. Что ты, доченька! Эта корзина новая, недавно куплена. Ищи ее потом в лесу. Вон ту дадим, — и пропадет, так не жалко.
Дочка. Да уж больно мала!
Входит Падчерица. Платок ее весь засыпан снегом. Она снимает платок и стряхивает, потом подходит к печке и греет руки.
Старуха. Что, на дворе метет?
Падчерица. Так метет, что ни земли, ни неба не видать. Словно по облакам идешь. Еле до дому добралась.
Старуха. На то и зима, чтобы метель мела.
Падчерица. Нет, такой вьюги за целый год не было да и не будет.
Дочка. А ты почем знаешь, что не будет?
Падчерица. Да ведь нынче последний день в году!
Дочка. Вон как! Видно, ты не очень замерзла, если загадки загадываешь. Ну что, отдохнула, обогрелась? Надо тебе еще кое-куда сбегать.
Падчерица. Куда же это, далеко?
Старуха. Не так уж близко, да и недалеко.
Дочка. В лес!
Падчерица. В лес? Зачем? Я хворосту много привезла, на неделю хватит.
Дочка. Да не за хворостом, а за подснежниками!
Падчерица(смеясь). Вот разве что за подснежниками — в такую вьюгу! А я-то сразу и не поняла, что ты шутишь. Испугалась. Нынче и пропасть не мудрено — так и кружит, так и валит с ног.
Дочка. А я не шучу. Ты что, про указ не слыхала?
Падчерица. Нет.
Дочка. Ничего-то ты не слышишь, ничего не знаешь! По всему городу про это говорят. Тому, кто нынче подснежников наберет, королева целую корзину золота даст, шубку на седой лисе пожалует и в своих санях кататься позволит.
Падчерица. Да какие же теперь подснежники — ведь зима…
Старуха. Весной-то за подснежники не золотом платят, а медью!
Дочка. Ну, что там разговаривать! Вот тебе корзинка.
Падчерица(смотрит в окно). Темнеет уж…
Старуха. А ты бы еще дольше за хворостом ходила — так и совсем бы темно стало.
Падчерица. Может, завтра с утра пойти? Я пораньше встану, чуть рассветет.
Дочка. Тоже придумала — с утра! А если ты до вечера цветов не найдешь? Так и станут нас с тобой во дворце дожидаться. Ведь цветы-то к празднику нужны.
Падчерица. Никогда не слыхала, чтобы зимой цветы в лесу росли… Да разве разглядишь что в такую темень?
Дочка(жуя пирожок). А ты пониже наклоняйся да получше гляди.
Падчерица. Не пойду я!
Дочка. Как это — не пойдешь?
Падчерица. Неужели вам меня совсем-совсем не жалко? Не вернуться мне из лесу.
Дочка. А что же — мне вместо тебя в лес идти?
Падчерица(опустив голову). Да ведь не мне золото нужно.
Старуха. Понятно, тебе ничего не нужно. У тебя все есть, а чего нет, то у мачехи да у сестры найдется!
Дочка. Она у нас богатая, от целой корзины золота отказывается. Ну, пойдешь или не пойдешь? Отвечай прямо — не пойдешь? Где моя шубейка? (Со слезами в голосе). Пусть она здесь у печки греется, пироги ест, а я до полуночи по лесу ходить буду, в сугробах вязнуть…
