Декабрь 1906 г.
Накинув на плечи шерстяной платок, Мура стояла у окна и смотрела, как большие хлопья снега укрывают сад, виснут на черных ветвях деревьев, образуя на них пышные шапки. За деревьями краснела кирпичная монастырская стена. Сочетание белого и черного на фоне темно-красного делало вид из окна весьма изысканным по цветовой гамме.
— Я сегодня ходила в Зачатьевский монастырь стоять обедню, — тихо сказала она. — Как там замечательно поют… У меня всегда сердце на части рвется, когда я слышу церковное пение. В нем столько необъяснимого словами, что душа переполняется верой. Митя, а ведь скоро Рождество… Помнишь, как мы вместе праздновали Рождество в вашем имении? Был такой чудесный праздник. Наши матери были еще живы, и казалось, так будет всегда… Знаешь, когда я думаю, что же такое счастье, я всегда вспоминаю то Рождество. Помнишь, как ты дал мне обещание весь вечер танцевать только со мной?
— Мы и наступающее Рождество можем встретить вместе, вдвоем. И я опять обещаю весь вечер танцевать только с тобой.
— Неужели ты с тех пор научился танцевать?
— Ты была хорошей учительницей.
— Не знаю, тогда, в имении, ты здорово оттоптал мне ноги. Митя, а елку мы будем ставить?
— А почему бы и нет?
— Большую?
— Какой ты, в сущности, еще ребенок! Большую. В гостиной. Огромную елку, от пола до потолка. Как в детстве.
— И со свечками?
— Конечно, со свечками. Зажжем много-много свечек, чтобы елка лучилась…
— Митя, ты ангел! На Рождество так хочется елку, свечек, подарков под елкой, мандаринов на ниточках… Знаешь что, поехали выбирать елочные игрушки. Я на Петровке видела немецкий магазинчик, там такие потрясающие елочные украшения — никогда не встречала ничего подобного… И еще я там заметила маленьких ангелочков, которых можно рассаживать на ветвях, — есть со сложенными ручками, а есть с лавровыми ветвями в руке или со свечечками. Такая прелесть, просто чудо…
— Это ты чудо, Мура! Прости, но мне пора в присутствие. Ко мне сегодня должны прийти родственники женщины, убитой в Сивцевом Вражке, им назначено на утро. Такое тяжелое, неприятное дело… Может быть, ты сама выберешь елочные украшения? Я вполне доверяю твоему вкусу. Возьми Василия, поезжайте на Арбатскую площадь, там мужички торгуют елками. Выберите елку повыше и попышнее. Василий установит ее в гостиной. Только скажи ему, чтобы в крестовину не ставил, а то елка быстро засохнет и начнет осыпаться. Лучше закрепить ее в ведре с песком и подливать водички, чтобы песок был влажным. А украшения будут на твоей совести, ладно? Я, хоть это и эгоизм, от участия в этом деле устраняюсь и даже смотреть на елку до праздника не стану. Пусть она будет для меня рождественским сюрпризом, как в детстве. Хорошо? Деньги в верхнем ящике комода, возьми, сколько будет нужно.
Вечером Дмитрий вышел из здания судебных установлений через Никольские ворота и направился к Верхним торговым рядам. Там он разыскал лавку, торгующую граммофонами.
Ему давно уже хотелось приобрести эту модную новинку, позволяющую слушать оперные арии и романсы в исполнении лучших певцов. А теперь был повод не тянуть с покупкой — ведь он обещал Муре танцевать в праздничный вечер, значит, нужна будет музыка. Это в детстве им было достаточно отсчитывать «раз-два-три, раз-два-три, раз-два-три», чтобы кружиться вместе.
В комплекте с граммофоном ему продали несколько пластинок, и еще десяток Дмитрий выбрал на свой вкус, постаравшись, чтобы среди записей непременно был вальс.
На крыльце своего дома он увидел громадную, укутанную рогожами елку, которую еще не внесли в дом, оставив до времени на холоде.
В комнатах царила радостная предпраздничная суета — Дуся делала в гостиной генеральную уборку, Василий, надев на ноги щетки на кожаных ремешках, натирал паркет, а Мура сидела у стола, заваленного цветной бумагой, кисточками, ножницами, какими-то пестренькими лоскутиками, и что-то мастерила.
— Не смотри, не смотри! — закричала она, увидев Дмитрия. — Ну вот, все-таки увидел… Больше так не делай, а то никакого сюрприза не получится…
