Трина служила у меня в горничных с тех пор, как мне исполнилось три года. Без ее ворчания утро будет уже не то. Я любила ее, как любила все привычные и постоянные ритуалы своей жизни.
Уверенная в собственном рецепте победы над «серой смертью», я решила спасти свою горничную. Когда уроки с Беллой закончились, я упросила Мэрил пойти со мной к Трине в ее спальню в левом крыле замка. Мэрил убедительнее меня, и Трина ее послушает.
– Я хотела позаниматься фехтованием, – нахмурилась Мэрил. – Ты не хуже меня умеешь уговаривать.
Я замотала головой:
– Она не…
– Даже лучше меня. В конце концов, ты с ней ближе знакома.
Но все-таки она согласилась сходить со мной ненадолго.
Мильтон, эльф-лекарь, сидел рядом с постелью Трины и вязал на спицах. Когда мы вошли, он соскользнул со стула, поклонился и улыбнулся нам. Затем уселся снова, причем для этого ему пришлось встать на цыпочки. Из всех эльфов мы знали его лучше других. Сколько я себя помнила, он нянчил нас, когда мы простужались и болели.
Мэрил широким шагом пересекла комнату.
– Привет, Трина! – сказала она и заняла стул у камина.
Я помедлила в дверях. Кто-то поставил на полку над камином цветы – анемоны, утешение для умирающего.
Странно было видеть Трину в ночной рубашке. Она выбралась из постели, чтобы сделать реверанс, и не казалась пока такой уж ослабленной. Некоторые люди сдавали быстро, а другие держались месяцами. Мне хотелось верить, что у Трины в запасе еще несколько месяцев на борьбу с болезнью.
Вторая стадия, дремота, всегда длилась девять дней, а лихорадка – три дня и кончалась смертью. Если у Трины и оставалось время, то только на этой первой стадии – слабости.
Горничная забралась обратно в постель. Я направилась к сиденью у окна… и замерла. По ножке кровати полз паук.
– Эдди говорит мне… – начала моя сестра.
– Мэрил! – пискнула я и ткнула пальцем.
Сердце гулко забилось у меня в груди. Это был волосатый паук, таких я боялась больше всего. И рвануть бы с места, но вдруг он за мной погонится?
Трина приподнялась на локте:
– Что-то не так?
– Вижу, Эдди.
Мэрил поспешила к постели и смахнула паука в левую ладошку. Правой она открыла оконную раму. Я не видела, но знала, что она сажает паука на замковую стену.
– Вот. – Она закрыла окно.
– Что это было? – подозрительно спросила Трина.
– Эдди говорит, ты не очень хорошо себя чувствуешь, – ответила Мэрил, пропустив вопрос мимо ушей.
Трина взглянула на меня в упор:
– Должно быть, паук, принцесса Эделина? Прощения просим, но все знают, как вы их боитесь.
Лицо у меня вспыхнуло, я пересекла комнату и уселась у окна. Наверняка весь замок считал меня еще худшей трусихой, чем отца. Я оглянулась на Мильтона, но он безмятежно вязал и не поднял головы.
– Никаких пауков, – сказала Мэрил. – Просто мы с принцессой Эдди иногда играем в одну игру.
Трина уронила голову на подушку:
– Это был паук.
– Чем ты заболела, Трина? – спросила Мэрил. – Мильтон тебе сказал?
Умно. Мне бы в жизни не добраться до сути дела так быстро, к тому же куда тактичнее задать вопрос Трине, а не Мильтону.
– Он говорит, у меня «серая смерть», ваше высочество, но он ошибается. Будь это она, я б себя хуже чувствовала, да?
– Наверное. Тогда тебе ни к чему знать то, что мы с принцессой Эдди пришли рассказать.
– Что вы хотите мне рассказать? – спросила Трина. – Прощения просим.
– Что принцесса Эдди знает, как одолеть «серую смерть».
– Говорю вам, у меня не «серая смерть». К завтрему мне полегчает.
– С помощью плана Эдди ты можешь поправиться уже сегодня.
Трина отвернулась лицом к стене:
– У меня не «серая смерть».
Лицо у Мэрил сделалось такое же, как в те мгновения, когда ее боевой конь Бейн начинал артачиться. С Бейном она прибегала к шпорам и хлысту. Трине же сказала просто:
– Повелеваю тебе выслушать план принцессы Эдди.
Трина не стала отказываться. Она лишь передвинула голову и проворчала:
– Подушка слишком жесткая. Раз уж я болею, мне бы подушку помягче.
Мильтон встал:
– Найдем помягче.
Мэрил вскочила:
– Я тоже пойду. Надеюсь, ты скоро поправишься, Трина.
– А я побуду еще немного, – сказала я.
Мэрил меня разочаровала. Но Трина не ее горничная, так что это не ее забота.
