Джек посмотрел на нее. Его рассудок признавал, что она очень красива. У Элен были крупные серые глаза, высокие скулы и густые, подстриженные по-девичьи черные волосы. Но в этот миг он не любил ее. «Сейчас, — подумал Джек, — я не люблю никого. Разве что детей. Но это нечто инстинктивное. Хотя нет, не совсем инстинктивное». Из трех своих детей он любил только этих двух. Двух из трех. Вполне пристойное соотношение.
— Конечно, люблю, — ответил Джек.
Она чуть заметно улыбнулась. У нее была прелестная, доверчивая улыбка.
— Возвращайся с лучшим настроением, — попросила Элен.
Диктор по-английски и по-французски пригласил пассажиров, летящих рейсом 804 Париж — Рим, пройти таможенный досмотр. С чувством благодарности Джек оплатил счет, поцеловал детей, жену и направился к стойке.
— Желаю хорошо провести время, cheri.[2]
«Элен ухитрилась произнести это так, — подумал Джек, — словно меня ждет отпуск».
Пройдя досмотр, Джек направился по мокрому бетону к самолету. Пассажиры уже поднимались по трапу, держа в руках посадочные талоны, журналы, пальто, ручную кладь с наклейками авиакомпании.
Когда лайнер начал выруливать на взлет, Джек увидел в иллюминатор жену и детей; стоя возле ресторана, они махали руками, и их яркие пальто оживляли серый фон.
Он тоже помахал рукой, затем, откинувшись на спинку кресла, облегченно вздохнул. Все могло быть гораздо хуже, подумал Джек, когда самолет начал набирать скорость.
— Хотите чаю?
В голосе стюардессы звучала профессиональная приветливость.
— Что у вас за пирожные, моя дорогая? — спросила старушка, направляющаяся в Дамаск.
— С вишневым вареньем, — ответила стюардесса.
— Сейчас мы пролетаем над Монбланом, — раздался голос в динамике. — Справа вы можете увидеть вечные снега.
— Мне, пожалуйста, одно пирожное и бурбон со льдом, — сказала маленькая старушка.
Она сидела слева и не стала подниматься из кресла, чтобы посмотреть на вечные снега.
— Славный получится полдник, — добавила она и захихикала. На высоте двадцати пяти тысяч футов она была способна на поступок, на который никогда не решилась бы у себя дома, в Портленде, штат Орегон.
— А вы что-нибудь хотите, мистер Эндрюс?
Стюардесса улыбнулась, склонив голову в сторону Монблана.
— Нет, спасибо, — ответил Джек.
Он хотел виски, но когда маленькая старушка попросила бурбон, Джек внезапно испытал отвращение к любой пище, принимаемой в самолете.
Джек посмотрел вниз на белую вершину Монблана; она лежала среди облаков в окружении других, менее высоких пиков. Внизу медленно проплывали Альпы; вершины, отбрасывающие четкие синие тени, сменяли одна другую, а над ними висело громадное круглое солнце. Казалось, снова наступил ледниковый период.
Джек задернул шторку, откинулся назад, вернувшись мыслями к событиям, из-за которых он оказался в этом самолете. Из газет он давно знал о том, что Морис Делани находится в Риме; последние пять-шесть лет Джек не получал от него писем. Неделю назад, услышав в телефонной трубке на фоне помех голос Клары, жены Делани, звонившей из Рима, Джек удивился.
— Морис сейчас не может подойти к аппарату, — сказала Клара, когда закончился обмен первыми, ничего не значащими фразами, — он все объяснит в письме. Он просит тебя поскорее приехать сюда, Джек. Он говорит, что ты — единственный человек, способный помочь ему. Морис в отчаянии. Здешние люди доводят его до безумия. Он заставил их назначить тебе гонорар в пять тысяч долларов — это достаточно за две недели?
Джек рассмеялся.
— Почему ты смеешься?
— Не обращай внимания, Клара.
— Он очень надеется на тебя, Джек. Что мне сказать ему?
— Я сделаю все от меня зависящее, чтобы приехать. Завтра телеграфирую ответ.
На следующий день, договорившись с Моррисоном, Джек послал телеграмму в Рим.
В письме, полученном Джеком, Делани излагал свою просьбу. Джеку дело показалось незначительным; его легкость не соответствовала вознаграждению в пять тысяч долларов. Несомненно, это приглашение связано с другими, более важными причинами, подумал Джек. Однако Делани не торопился их раскрывать.
Откинувшись с комфортом на спинку кресла в салоне первого класса — билет оплачивала кинокомпания, — Джек с наслаждением ощутил, что на две недели ему удалось убежать от однообразия своей работы и семейной жизни.
