Я молчу. Дело в том, что его поступок мне – словно наждаком по коже. Я даже не знаю, почему… Это ведь просто романтический жест в духе Гейба Росса.
– Ты купил мне… звезду, – бормочу я. – Ну это… Спасибо тебе.
Надеюсь, что каким-то чудом он не поймет, что это очень натянутое «спасибо». Такое, какое говоришь бестолковой бабуле, когда она дарит тебе кроссовки на липучке – на липучке, из всех возможных вариантов!
– Знаешь, это как с моряками… Они ориентируются по звездам, как по карте. Или по компасу… – продолжает Гейб. – Так я хотел показать тебе, что сердце – это компас, и мое сердце ведет меня прямо к тебе.
Я моргаю, пытаюсь избавиться от рези в глазах. Ты дурища, Челси, думаю я. Последняя дурища. С чего ты вообще решила, что Гейб тебя недооценивает.
– Она прекрасна, – говорю я, таращась в небо. Но слова ничего для меня не значат. Так всегда бывает, когда врешь.
– Послушай, – говорит Гейб хрипло. – Никакого тебе торта на выпускной, пока не поцелуешь меня двадцать один раз. По одному за каждую ночь, которую ты проведешь в Миннесоте.
Наши губы соприкасаются, и я закрываю глаза. Открываю рот, прижимаюсь к нему губами и пытаюсь продлить поцелуй от одного мгновения к другому.
– Такими темпами, – говорю я, когда мы наконец отрываемся друг от друга, чтобы глотнуть воздуха, – до двадцати одного мы дойдем к утру.
– Ничего не имею против, – шепчет Гейб.
Наш поцелуй остывает, и тут я понимаю, что звезда Челси Кейс светит ничуть не ярче, чем любая другая.
Клинт
Защита не по правилам
– Хочешь знать, что такое рай? – спрашивает Кензи. Она только вошла на кухню, чуть не вышибив дверь. Она останавливается, чтобы приглушить свет в гостиной. Начинаем ровно с того же, на чем закончили прошлым летом. А я-то надеялся, что девять месяцев порознь немножко остудят смехотворные чувства, которые загорелись в ней прошлым летом на День независимости.
Ее походные ботинки топочут по полу; Кензи вышагивает по гостиничному залу, где теперь остались только мы вдвоем. Стены омывает свет свечей и ее надежды. Я сижу за столом, и чем ближе она подходит, тем сильнее виляют ее бедра.
Вопрос меня пугает, но ранить ее чувства мне тоже не хочется. Наверное, лучше всего будет подыграть.
– Рай… Рай – это бесконечный ряд сосен, простирающийся до горизонта.
– Нет, – отвечает она певучим голосом.
– А что же тогда? – спрашиваю я, закинув руки за голову.
– Конечно, жареные сморчки, – она шлепает на стол тарелку, – вручную собранные вашей покорной слугой сегодня днем. Бутылка охлажденной колы – это подарок от шеф-повара Чарли, который уже удалился на вечерний покой.
Я киваю, не отрывая взгляда от мерцания свечи в центре стола. То есть мы и правда остались совсем одни. Мы с Кензи. Ее волнистые каштановые волосы спадают буйными кудрями, образуя стрелки, которые указывают ей прямо на грудь.
О’кей, Кензи. Я понял. Я заметил. Я просто решил ничего по этому поводу не делать.
Она быстро опускается на стул напротив меня и, поставив локти на скатерть, склоняется через стол.
Я пододвигаю к ней фотоаппарат, который она одолжила мне раньше.
– Вот, это тебе, – говорю я, стараясь не обращать внимания на маленькую сцену соблазнения, которую она разыгрывает передо мной. – Куча полевых цветов и закатов… Черные силуэты сосен на фоне неба.
– Куча открыток, – поправляет меня Кензи с улыбкой. В ее глазах пляшут восхитительно-задорные огоньки. – Тебе всегда удаются лучшие снимки. Ну правда, ты один держишь магазин сувениров на плаву. Не знаю, что бы мы без тебя делали.
– Ага, бедный-несчастный ты хакер, – говорю я. – Обновлять сайт курорта, спасать туристов от опасной для жизни интернет-недостаточности. – Тут я морщусь. Так происходит всегда, когда я вспоминаю о гениальной идее Эрла «вай-фай в каждый коттедж». По-моему, ничего хорошего она не принесла, один только вред. – И при всем этом ты, естественно, не в состоянии щелкнуть пару снимков цифровой камерой.
Кензи показывает мне язык, цепляясь за тот факт, что я стал ее дразнить, что я согласен играть с ней. Уверен, что она приняла это за доказательство моего интереса, и я уже сожалею о том, что так себя повел.
