2. Вторая причина популярности символической логики заключается, вероятно, в том, что она более научна и имеет более точную форму. Сама искусственность ее языка – это плюс для ее защитников. Но это минус для обычных людей. На самом деле, Людвиг Витгенштейн – пожалуй, самый влиятельный философ-логик ХХ века – писал в своих «Философских исследованиях», что «из-за базовых различий между естественными и искусственными языками часто подобный перевод (перевод предложения естественного языка в символы языка искусственного) вообще невозможен». «Многие специалисты по логике согласятся сегодня, что методы символической логики мало применимы для умозаключений в реальных жизненных ситуациях». (Стефан Н.Томас. Практические умозаключения в естественном языке. Prentice-Hall, 1973).
- то же можно сказать и по отношению философии! «Как бы ни полезна была символическая логика как инструмент науки, она относительно бесполезна как инструмент философии. Философия нацеливается на понимание принципов и связи выводов с теми принципами, из которых они выведены. Символическая же логика не нацелена ни на какое понимание». (Andrew Bachhuber, Introduction to Logic, New-York: Appleton-Century Crofts, 1957, стр. 318).
3. Но есть и третья причина популярности символической логики среди философов. Эта причина более важна, так как предполагает очень серьезное различие в философских убеждениях. Старая Аристотелевская логика часто презиралась философами ХХ века, потому что она покоится на двух здравых , но не модных философских допущениях. Формально они называются «эпистемологический реализм» и «метафизический реализм». Два этих воззрения разделялись подавляющим большинством философов более чем 2000 лет (приблизительно от Сократа до XVIII века), и до сих пор разделяются большинством простых людей, ведь эти воззрения основаны на здравом смысле, но они не разделяются многими влиятельными философами последних трех веков.
(Этот обзор не должен отпугнуть новичков; вся остальная книга намного менее абстрактная и теоретичная).
Первое из этих допущений – «эпистемологический реализм» - представляет из себя уверенность в том, что объект нашего сознания (в том случае, если наше сознание работает естественно и верно) и является объективной реальностью самой по себе; уверенность в том, что человеческое сознание способно познавать объективную реальность, и иногда может познавать ее достоверно; уверенность в том, что когда мы говорим «два яблока плюс два яблока всегда должно равняться четырем яблокам», или «яблоки растут на деревьях», мы всегда говорим какую-либо истину о Вселенной, а не просто говорим о том, как мы думаем или о том, как мы выбираем для использования определенные символы и слова. Сегодня многие философы скептически относятся к этим убеждениям и называют их наивными, главным образом благодаря двум философам «просвещенного» XVIII века - Юму и Канту.
Юм унаследовал от своего предшественника Локка фатальное предположение, что непосредственный объект человеческого знания представляет собой скорее наши собственные мысли, чем объективную реальность. Локк наивно предположил, наши мысли соответствуют объективной реальности – подобно фотографии – и мы можем это знать. Но сложно понять, как мы можем быть уверены, что фотография точно соответствует реальному объекту, если единственное, что мы можем знать – это фотографии, а не реальные объекты. Юм же из предположения Локка вывел скептицизм.
То, что Юм называл «отношениями между идеями» (“relations of ideas”), Кант позже назвал «аналитическими высказываниями», а современные логики называют это «тавтологией»: высказываниями, которые истинны по определению, истинны потому, что их предикат (сказуемое) лишь повторяет (целиком или частично) субъект (подлежащее). Например, «Деревья – это деревья», «Единороги – это не не-единороги», «Неженатые мужчины – мужчины».
То, что Юм называл «фактами» («matter of facts»), Кант называл «синтетическим высказыванием», где утверждение добавляет новую информацию о подлежащем (например, «Нет ни одного англичанина ростом в 5 метров» или «Некоторые деревья никогда не сбрасывают листья»). И эти «факты», согласно Юму, могут быть познаны только через наблюдение посредством ощущений. Потому они всегда скорее относятся к частным случаям (например, «Эти два человека – лысые»), чем к универсальным обобщениям (например, «Все люди смертны»), так как мы не можем ощутить всеобщее (универсалии; например, «все люди»), а только что-то конкретное («эти два человека»).
