Двадцать минут на Манхэттене - страница 16

или Дилане Томасе, чем о Гасе, в чей старый ресторанчик за углом мы ходили чуть ли не каждую неделю, пока из-за роста арендной платы ему не пришлось съехать, или о тусовке, много лет процветавшей на другой стороне улицы, в тяжеловесном каменном доме, прозванном «Кремлем». Ужасно банально описывать район как собрание историй, но передача историй, глубокая заинтересованность каждого рассказчика и его личные варианты одного и того же сюжета – все это придает районам смысл и характер. Модернистский город часто критикуют именно за неспособность обеспечивать в достаточном количестве истории, производить достаточно уголков, обладающих памятью, за то, что вместо этого они полагаются на единственный «правильный» нарратив развития. Идентичные здания, минимизированное стерильное пространство для общественных нужд и отчужденные отношения с соседями – вот природные враги успешного района, сколь бы скрупулезно он ни был распределен статистически на кварталы и микрорайоны. В подобных местах нарративы оказываются придуманы интеллектуальным усилием (или позаимствованы у телевидения), а общественная жизнь начинает играть второстепенное значение.

Марго – самый старый жилец нашего дома. Она унаследовала лавры барда-сказителя от нашей соседки Джейн, которая, хоть и скончалась несколько лет назад, очень много для нас значит. Воспоминания о ней, как и ее собственные воспоминания, по-прежнему живы и являются частью культуры «Аннабель Ли» – хотя бы просто потому, что больше половины жильцов провели здесь по меньшей мере двадцать лет и за это время успели впитать многое из сведений Джейн о месте и ее житейской мудрости. Мы с Джоан регулярно замечаем вокруг разные достопримечательности, на которые без Джейн не обратили бы внимания. Мы отдаем ей символическую дань, останавливаясь и любуясь каждой брошкой в виде бабочки (ее фирменный аксессуар), которая нам попадается, мы заключили молчаливое соглашение сохранять в неприкосновенности место на крыльце, где она сиживала летом: она ставила свой складной стульчик слева, мы ставим справа. Мы ухаживаем за «деревом Уилсона», цветущей грушей, высаженной Джейн в память о покойном муже.

Джейн и Марго – напоминание о том, что кварталу нужны свои сказители, а сказителям – свои слушатели. Сказительство – простейший обмен, производимый лицом к лицу, он исключительно важен для создания коллективной идентичности. Подобное прямое взаимодействие – фундамент нашей районной политики. Преобразование подхода «лицом к лицу» в принцип «от двери до двери» или же материализация его в брошюрках, передаваемых на улице из рук в руки, – ключевое звено в цепочке связей, формирующих основу гражданской жизни и очерчивающих размер нашей общины путем определения размеров территории, в которой мы заинтересованы, границ «дома». На практике эта гражданская активность важна как способ противостоять политикам, предпочитающим заходить с другой стороны, через полностью опосредованное взаимодействие. Местный же активизм может процветать лишь в местном пространстве.

Совершенно необходимо, чтобы в городе оставалось место для активистов и сказителей, «агентов сплочения», для непрерывающегося присутствия людей, подобных Марго и Джейн. Фиксированная арендная плата – самое простое, что мы можем предложить в обмен на их дельфийские речения. Хорошие города – и хорошие общества – отмечены взаимоналожением таких понятий, как динамизм, толерантность, справедливость и смешение, а не постоянными вторжениями в городскую ткань скоростных магистралей и проектов «реновации», осуществляемых словно с чистого листа, или же вторжениями в социальную ткань, осуществляемыми посредством «облагораживания», джентрификации. Подобные градостроительные «ампутации», как и сама эта медицинская метафорика, решительно отвергались Джейн Джейкобс и другими. Во-первых, потому, что они разрушали сложившиеся местные сообщества, а во-вторых потому, что дома, появляющиеся на месте снесенных, не просто препятствовали восстановлению той жизни, что велась прежде на этом месте, но и не способствовали возникновению новых соседских отношений, наделенных тонкостью и сложностью тех, что были утрачены.