Внутри — толчея, исступленный гвалт, и над толпой — табло, на котором кто-то каждую минуту отмечал меняющийся курс акций со всеми повышениями и понижениями. Т. принялся разглядывать табло, решительно не разбираясь в экономических перипетиях, как вдруг почувствовал, что за ним наблюдают. Он повернулся: рядом стоял человек в черном и пытался угадать направление его взгляда.
— Занятно, а?
— Ни капельки. Я ведь так, из чистого любопытства.
— Но, если не ошибаюсь, вы смотрите на Н.?
— Н.! — повторил Т., до слуха и сознания которого лишь сейчас начало доходить, что его акции, хотя и ничтожно, все же котируются в списке.
— Они у вас есть, да? — не отставал субъект в черном, и при этом у него был вид заговорщика.
— Гм, сколько-то есть, только что от них проку!
— Ошибаетесь, — шепотом объявил черный. — За сегодняшний день Н. должны подняться на много, очень много пунктов. Я стреляный воробей и знаю, что говорю и что делается в верхах.
Т. было все равно, от верхов он, понятно, ничего не ждал — ни хорошего, ни плохого, однако он оценил выгодную ситуацию и спросил, по-прежнему недоверчиво:
— Так вы хотели бы купить у меня акции Н.? — (О, как давно он мечтал от них избавиться!).
— Не сходя с места. Любое количество — хоть миллион!
— Столько у меня нет.
— А сколько есть?
— Кажется, две тысячи.
— Беру.
— За наличные? — промямлил Т., приходя в ужас от собственной смелости.
Черный вынул из заднего кармана чековую книжку и помахал ею.
— Не торопитесь. А какая ваша цена?
Тот назвал умопомрачительную цифру… Оставалось заехать к маклеру и взять у него акции, после чего сделка была совершена.
И теперь Т., не успев толком ничего понять, не зная даже имени своего благодетеля и не разбираясь в таинственном механизме, благодаря которому жалкие акции Н. столь подскочили в цене, купался в золоте, каковое купание, не станем отрицать, неизменно приятным, утешительным и (по многочисленным свидетельствам) укрепляющим образом действует на душу, то бишь на моральное состояние человека.
Умереть, мечтать о смерти было бы в этих условиях глупостью, если не безумием, а посему к чертям убийцу, следящего за ним исподтишка! С такими деньгами ничего не стоит купить его второй раз, заставить забыть про уговор… «Хотя, учитывая закваску этого малого, уломать его будет непросто», — на секунду усомнился Т.
В итоге — отличное настроение, состояние полной эйфории, а это уже опасно. Богатство досталось Т. чересчур легко; кроме того, история с акциями, и в самом деле подскочившими до головокружительной цены, соблазнила его на такие спекуляции, для каких у Т. не было ни опыта, ни таланта. Иными словами, Т., который бросился играть на повышениях, на понижениях, неизвестно на чем, обнаружил в один прекрасный день, что у него ни гроша.
Просадить столько денег! Да, бывает. И вот он опять без надежд на будущее, без утешителей, без утешительниц… «Хорошо еще, что год на исходе, — подбодрил себя Т., — убийца не должен подвести, он человек порядочный».
А до истечения годового срока еще оставалось больше месяца. Правда, рассказывать, в каком кошмаре, в каком отчаянии провел Т. этот месяц, не входит в нашу задачу.
7
Пришел последний день, а с ним и убийца.
— Сегодня последний день, — напомнил он для начала.
— Слава богу! — закричал Т. — Как видите, я готов.
Странно, но убийца казался растерянным.
— Есть кое-какие неясности, — буркнул он.
— А именно?
— Вы… да я уже вам говорил… то вы хотите умереть, то нет: у вас семь пятниц на неделе.
— Вот оно что! Тогда я тоже повторю: а вам-то не все равно?
— В свое время я высказывал свои соображения, — возразил убийца. — К примеру, если я убираю вас, когда вы хотите умереть…
— …то в работе недостает смака, я помню. Что же вам помешало убить меня, пока я был счастлив?
Убийца, который и впрямь был в этот вечер не в своей тарелке, уставился на острые блестящие носы собственных башмаков. Когда он наконец ответил, его слова ошеломили Т.
— Мне не хватило смелости.
— Что?! Вам, такому, как вы, не хватило смелости…
И прочее, и прочее.
И убийца, дав схлынуть высокой волне удивления (или волне высокого удивления), подтвердил:
