Процессия спустилась с лестницы и продвинулась к центру площади. Статуи обоих божеств, помещенные на некое подобие паланкина, несли на шестах десятка два верующих. Затем вынесли довольно зловещую на вид статую богини Кали, покровительницы пагоды, украшенную гирляндами из живых цветов.
Жена могучего Шивы представляла собой черную женщину с четырьмя руками, из которых одна потрясала неким подобием меча, с другая держала отрубленную голову. Ожерелье из человеческих черепов свешивалось у нее до колен, пояс из отрубленных рук опоясывал ее бедра, а изо рта высовывался язык, раскрашенный для пущего эффекта в красный цвет.
— Это и есть богиня тугов? — вполголоса спросил Сандокан.
— Да, — отвечал Каммамури.
— Ну и страшилище!
— Она богиня смерти и истребления всего живого.
— Это сразу видно по ней.
— Внимание, господин. Если манти здесь, его надо искать рядом со статуей. Может быть, он даже среди носильщиков.
— Это что, всё туги Суйод-хана, те, что окружают богиню?
— Вполне возможно. Смотрите, большая часть их одета в рубашки, в то время как другие индийцы не очень-то заботятся, чтобы прикрыть свою грудь.
— Татуировка?
— Да, господин. И… Вот он! Это он! Я не ошибся: это он.
Каммамури сжал руку пирата и показал на старика, который шествовал перед статуей богини, в толпе фанатиков, держа в руках странный инструмент, сделанный из двух больших тыкв, соединенных деревянной трубкой.
Сандокан и Янес едва сдерживали волнение.
— Тот самый, что приходил к нам на борт, — прошептал Сандокан.
— Да, это манти! — подтвердил Янес.
— Друзья, — сказал Сандокан, — ни в коем случае нельзя дать ему улизнуть.
— Я не потеряю его из виду, капитан, — сказал Самбильонг, — и последую за ним даже на угли, если прикажете.
— Проберемся в середину шествия.
И, прорвав единым натиском первый ряд зрителей, они смешались с почитателями Кали, окружавшими статую.
Манти был в нескольких шагах впереди, и благодаря его высокому росту нетрудно было держать его в поле зрения. Под оглушительный шум и крики толпы процессия совершила обход вокруг костра и остановилась перед пагодой, образовав нечто вроде четырехугольника. Воспользовавшись сумятицей, Сандокан и его друзья пробились еще ближе к манти, ставшему в первом ряду, рядом со статуей.
По знаку главного брамина, который руководил церемонией, баядеры прекратили свой танец, а музыканты отложили инструменты в сторону.
Вслед за тем вперед вышли сорок человек, по большей части факиры, которые держали в руках веера из пальмовых листьев.
Они направились к кострищу, которое неустанно раздували их помощники и которое вспыхивало, выбрасывая в воздух густые клубы удушающего дыма. Но эти фанатики, которые готовились к испытанию огнем во имя искупления своих грехов, казалось, нисколько не страшились того, что им предстояло.
Они остановились на минуту, взывая дикими воплями к покровительству Дармы-Раджа и его супруги, потерли себе лбы горячим пеплом и вдруг бросились босиком на горящие угли, в то время как тамбурины, барабаны и духовые инструменты вновь подняли страшный грохот, возможно, для того, чтобы заглушить вопли этих несчастных. Одни пересекали горящий участок бегом, другие, наоборот, медленным шагом, чтобы сильнее испытать боль, третьи приплясывали на месте. Они должны были ощущать сильные ожоги, ибо подошвы их заметно дымились, и воздух наполнился тошнотворным запахом горелого мяса.
— Они что, сумасшедшие? — не удержался от возгласа Сандокан.
При звуках этого голоса манти, который стоял в трех шагах от него, быстро обернулся.
Взглядом, быстрым, как молния, скользнул он по лицу Сандокана и по его спутникам и тут же отвернулся, не показав даже вида, что заметил что-то особенное. Узнал он двух капитанов под их мусульманскими одеждами или обернулся по чистой случайности, этого никто бы не мог сказать.
Сандокан заметил этот взгляд, острый, как лезвие кинжала, и сжал руку Янеса, шепнув ему по-малайски:
— Осторожность! Боюсь, что он нас узнал.
— Не думаю, — ответил португалец. — Он бы не стоял так спокойно, он бы попытался удрать.
— Этот старик очень хитер. Но если он попробует убежать, мы схватим его.
