Далее хронист желал бы привлечь внимание читателя к двум письмам.
Первое — от миссис Ширн — гласило:
Мой дорогой Спенсер!
Пишу Вам непосредственно, а не через Вашу тетушку, поскольку хочу поблагодарить Вас за доброту к моему сыну. Я знаю, как трудно новичку в школе, если о нем никто не заботится. Сегодня утром я получила письмо от Тома, он отзывается о Вас с большой теплотой, пишет, что Вы «отличный малый» и «единственный, кто согласился выйти с ним потолковать». Я так рада, что Вы гуляете и беседуете! Очень надеюсь пригласить Вас к нам на каникулы. («Если поймаете!» — подумал Спенсер.)
Искренне Ваша, Изабель Ширн.
P. S. Прилагаю еще кое-что с надеждой, что Вы купите себе что-нибудь приятное.
«Кое-что» было переводом еще пяти шиллингов. Как кто-то мудро заметил, женщины всегда пишут в постскриптумах самое важное.
— Ну нахал! — разбитыми губами прошептал Спенсер. — «Отличный малый»! Врет и не краснеет!
После чего он взялся за ответ, который по сочетанию достоинства и ясности может служить примером начинающим литераторам.
Эклтон, Колледж-граундс, 5
Мистер К. Ф. Спенсер приветствует миссис Ширн и возвращает почтовый перевод, поскольку не считает возможным его принять. Он прочел Ваше письмо от 13-го числа сего месяца, где Вы именуете его «отличным малым», но не понимает, чем обусловлены такие слова. Все мое общение с сыном миссис Ширн сводится к следующему: мы провели бой в семь раундов. У. Дж. Фипс реферировал. Закончилось ничьей. У меня фонарь под глазом и разбиты губы, но и я ему врезал как следует, особенно подвздошки. Я узнал этот удар из «Родни Стоуна» — из того места, где Боб Уиттекер укладывает итальянского лодочника[5]. С надеждой на понимание
остаюсь, искренне Ваш
К. Ф. Спенсер.
Одно вложение.
Он отправил письмо сразу, после того как закончил делать уроки, и вернулся с почты, исполненный духовной гордости.
На следующее утро, зайдя на перемене в кондитерскую, он застал там Томаса, который покупал булку.
— Привет! — сказал Томас.
После честной и жаркой драки он всегда проникался к противнику братской любовью и самым искренним уважением.
— Привет! — ответил Спенсер после короткого молчания.
— Ну, в общем, — сказал Томас.
— Чего?
— Ну, в общем, мы ведь не пожали друг другу руки?
— Вроде нет.
Они обменялись рукопожатием. Спенсеру подумалось, что Томас не такой уж плохой малый.
— Ну, в общем, — продолжал Томас.
— Чего?
— Извини за бассейн. Не знал, что ты не любишь, когда тебя кунают.
— Да ладно, пустяки, — неловко отмахнулся Спенсер.
Пауза.
— Ну, в общем… — сказал Томас.
— А?
— Чего сегодня вечером делаешь?
— Ничего особенного. А что?
— Может чаю выпьем?
— Ладно. Спасибо.
— Я буду ждать у корпуса.
Вот тут-то Спенсер и пожалел, что отослал назад перевод. Целых пять шиллингов.
Просто взял и выкинул на помойку.
О жизнь, жизнь!
Однако в мире все же есть справедливость. На следующий день за завтраком Спенсер обнаружил на столе письмо следующего содержания!
Дж. К. Ширн (отец Т. Б. А. Ширна) и П. У. Ширн (брат вышеупомянутого) получили письмо мистера К. Ф. Спенсера от вчерашнего числа и уведомляют, что искренне восхищены его заботой о подвздошках мистера Т. Б. А. Ширна. По их мнению, он, при всех своих замечательных качествах, нуждается в регулярных напоминаниях подобного рода. Посему мы отсылаем денежный перевод обратно И прикладываем еще один на ту же сумму в надежде, что мистер Спенсер не откажется их принять.
Дж. К. Ширн.
П. У. Ширн.
Два вложения.
— Ну ясно, — пробормотал Спенсер, закончив читать письмо. — У них вся семейка чокнутая.
Тут его взгляд упал на денежные переводы.
— И все же… — сказал он.
В тот вечер за чаем он угостил Фипса и Т. Б. А. Ширна со всей мыслимой щедростью.
