И он принялся очень внимательно осматривать стены и пол. Вскоре заметил, что поверхность стен не такая уж и однородная, как показалось вначале. В нескольких местах имелись щели толщиной с волос. Один, нет — два контура явно были дверными проёмами, другие — квадраты, треугольники, прямоугольники и даже круги — поменьше. Некоторый прогресс, правда, без понимания, как их открыть, довольно условный. Однако рядом с каждым таким контуром обнаружились ещё и белёсые, под цвет стен, глазки, очень похожие на объективы мини-камер. А вот это уже был прорыв. Боярин встал ровно напротив одной из камер, установленной рядом с контуром двери, и произнёс:
— Там есть кто-нибудь?
Собственный голос заставил его досадливо сморщиться. Сухой, шершавый, болезненный. Так может говорить узник или безнадежно больной человек, большую часть времени проводящий в молчании.
Разговаривать с тюремщиками по ту сторону камеры, может, и не самая умная мысль, но что он терял? Придёт охрана — получит подтверждение своим предположениям — тюрьма. Отсутствие реакции тоже станет подсказкой — продемонстрирует предел терпения наблюдателей. Любой результат работал сейчас на него.
Никто на вопрос не ответил, не ожил спрятанный под потолком динамик, требуя отойти и прекратить заниматься глупостями. Зато кусок стены, к которому Игорь обращался, превратился в экран. Небольшой, в две ладони шириной и чуть больше в высоту, планшет. Который выдал три строчки:
“Гигиенические процедуры”.
“Приём пищи”.
“Гимнастический комплекс”.
То есть, за дверью находилась ванная комната, столовая и спортзал? Или это выход в коридор, ведущий к трём разным комнатам? Значит это не тюрьма? На кой ляд такие сложности устраивать для заключенного, который спит в капсуле? Лечебница?
Он ткнул пальцем в экран, выбирая “гигиенические процедуры”, но, видимо, управление было не сенсорным. Пришлось произнёс вслух, чуть ли не дыша на глазок камеры:
— Гигиенические процедуры.
За стеной что-то тихонько зажужжало, и один из дверных проёмов пополз вверх. Против ожиданий, за панелью оказался не коридор, а крохотная ниша, внутренним объёмом не больше снаряда в камере. Прямо на его глазах часть пола в нише разошлась диафрагмой объектива, становясь отверстием слива. Душ.
“А может и тюрьма. Высокотехнологичная”.
Некоторое время Игорь пытался разобраться с управлением, произнося вслух слова “душ”, “вода”, “гигиенические процедуры”, но ниша никак на них не реагировала. Наконец, решившись, он вошёл внутрь, и стенная панель тут же отрезала его от камеры. Включился свет, и из невидимых отверстий в стенах ударила водяная пыль.
Технологичная помывка удовольствия не принесла. Да, тело стало чище, появился даже какой-то намёк на бодрость и свежесть, но всё же подобное мытьё было суррогатом настоящего, когда упругие струи горячей или холодной воды гладят кожу, пробуждая желание жить. Покончив же с увлажнением и высушиванием в пенале душа, Игорь чувствовал себя автомобилем после мойки.
Из выдвижного ящика на выходе из ниши он получил одежду: светло-серые штаны, того же цвета рубаху-распашонку и тапочки на тонкой подошве. Голосом активировал в стене зеркало и принялся разглядывать своё новое лицо.
Оно было под стать телу, но, несомненно, принадлежало подвиду Антошиных. Только здешнее состояло из острых углов: тонкий нос, узкие губы, подбородок, как наконечник копья. Глаза почти терялись в глубоких впадинах, но горели живым огнём — боярин оставался боярином, даже если его держали взаперти и морили голодом. В принципе, можно жить, потренировать только немного, покормить и будет нормальное тело. С волосами только беда — обритый череп вместе с чрезвычайной худобой придавал Игорю вид какого-нибудь носферату.
Так как внутреннее содержание комнаты-камеры больше ему не могло ничего сказать — они изучил ее вдоль и поперек, но так и не нашел ничего, что позволило бы ему понять где он находится — следующим Игоря шагом стал поиск выхода. Оказалось, всё до полной неправдоподобности просто: нужно было встать перед вторым дверным проемом и произнести “прогулка”. Еще один довод против версии с тюрьмой.
