- Вы хотите стать священником, хире Патс?
- Не простым священником, хире Бофранк. Миссерихордом, как тот же грейсфрате Броньолус.
И молодой человек процитировал на память:
- Дары Господни вечные,
Святых страдальцев подвиги
Хвалой величим должною
В победном ликовании.
Церквей вожди высокие,
Полков святых начальники,
Небесной рати воины,
Благие мира светочи!..
- "Небесной рати воины", - повторил конестабль. - А я полагал, земледельцем, как ваш отец... Интересно, отчего же вы, собираясь стать священником, обращаетесь к мерзкому язычнику, богопротивному нюклиету? И я боюсь, что грейсфрате Броньолус может задержать вашего нюклиета, дабы судить его и сжечь во славу Господню... Как миссерихорд, он обязан будет это сделать, как только его известят, а желающих известить и получить награду будет более чем достаточно.
Патс молчал, глядя в огонь. Он так и оставался обнаженным по пояс, и теперь Бофранк внимательно наблюдал, как по его широкой безволосой груди ползет капля пота... ползет, чтобы остановиться, наткнувшись на сосок.
- И Броньолус, и нюклиет прибудут еще не так скоро, - нарушил тишину Патс. - До этого времени нужно что-то предпринять.
- Я не связываю вам руки, - сказал Бофранк. - Но еще раз прошу: ставьте меня в известность относительно ваших намерений. И... Позвольте задать не слишком приятные для вас вопросы, хире Патс, из-за которых я и пришел.
- Догадываюсь какие. - На скулах молодого человека заиграли желваки. Задавайте.
- Когда вы в последний раз видели хиреан Микаэлину?
- Вечером накануне убийства. Мы поговорили не долго... возле лавки хире Таммуса, и сам хире Таммус видел нас, потому что мы стояли возле открытой двери.
- Что сказала вам девушка?
- Ничего... Ничего необычного. Я ведь не должен передавать наш разговор в деталях?
- Нет. Ничего необычного, пусть так. Как вы думаете, хире Патс, что могло завлечь хиреан столь далеко от поселка, в лес?
- Не знаю. Микаэлина была благоразумной девушкой, она ни за что не пошла бы туда с незнакомцем. Значит...
- ... значит, она пошла туда с кем-то хорошо знакомым, - закончил за него Бофранк. - Не станем говорить о цветах, грибах и ягодах - девушка была одета не для лесной прогулки, на ногах ее были дорогие норландские туфли. Прошу вас, хире Патс, подумайте, за кем - и зачем - Микаэлина согласилась бы последовать.
- Не хотите ли вы сказать... - начал было молодой человек, поднимаясь с табурета, но конестабль остановил его движением руки:
- Я не хотел сказать ничего, что оскорбило бы память вашей покойной невесты, хире. Но предлог должен был быть серьезным, раз она все же пошла. Подумайте, расспросите. Я полагаю, вам будет легче что-то узнать - вас жители поселка знают, а меня, как и следовало ожидать, дичатся. А теперь я уйду. Спасибо за помощь.
Когда Бофранк покидал дом, Патс выглядел растерянным. Конестабль шел и раздумывал насчет нюклиета. В здешних краях нюклиетом мог именоваться и колдун, обитающий в лесном ските и исповедующий запретные культы, и просто ученый старикашка из соседнего городка... Лучше второе, ибо Бофранк хорошо знал деяния грейсфрате Броньолуса, миссерихорда из Ванмута.
После Второго церковного бунта в государстве почти не осталось церквей, которые не подчинялись бы Великой Комиссии. Все чуждое искоренялось с похвальной жестокостью, и миссерихорды старательно отслеживали колдунов, ведьм и иных прочих, кто не вписывался в границы изданного сразу после Второго бунта рескрипта.
Грейсфрате Броньолус был одним из наиболее известных и почитаемых миссерихордов; правда, в последние несколько лет слухи о нем появлялись все реже и реже, ибо исчез сам материал для его судебных разбирательств. Бофранк мог лишь предполагать, что делает Броньолус в Мальдельве, портовом городке корабелов, славном верфями и рыболовными артелями. Может быть, он выехал туда совершить морскую прогулку и подышать целебным воздухом, а может, расследовал донос или жалобу тамошнего бургмайстера.
Как ни странно, на обратном пути конестаблю снова встретился злокозненный карлик, который и прервал его рассуждения. Несчастный урод метнул в Бофранка палку, пролетевшую над его головою с близким неприятным посвистом, так что конестабль испуганно пригнулся.
