— Если ты хочешь, брат, со мною вести знакомство или дружбу, ты все эти модные финтифлюшки брось, говори со мной попросту, без затей; «бонжуров» не подпускай — терпеть не могу иноземщины! — предупреждал Пётр Петрович тех офицеров, которые желали с ним сблизиться, сойтись.
Молодой князь Гарин сошёлся с Петром Петровичем, они жили искренними друзьями, а случай, происшедший с Сергеем, ещё более скрепил эту дружбу.
Однажды молодой князь и Зарницкий находились в товарищеском кругу, некоторые из офицеров играли в карты, другие курили и вели оживлённую беседу.
Сергей играл в карты редко, но когда садился за стол, то уж играл, как говорится, «вовсю», задорно по целым часам не выходя из-за стола. Однажды он, играя в карты, проиграл все деньги, но продолжал играть и проиграл ещё больше; при расчёте у него не хватило денег.
— Мы играли на наличные, а не в кредит, — резко заметил один из партнёров князю Сергею.
Тот побледнел и растерялся.
— Ты братец, считать не умеешь у тебя денег более, чем следует заплатить. Дай-ка я перечту, — сердито проговорил Пётр Петрович, стал считать и ловко и незаметно вложил свои деньги к деньгам князя.
— Как?! — удивился князь.
— Да так, ты проиграл тысячу а, у тебя их полторы. Не веришь? Пересчитай сам, — с торжествующей улыбкой проговорил ротмистр.
— Ты истинно благородный друг! — сказал с чувством Сергей, крепко пожимая руку товарища.
— Хорошо, что вчера староста деньги выслал, вот и пригодились.
Молодой князь вполне оценил благородный поступок Петра Петровича.
— Здорово, дружище! — радушно проговорил Пётр Петрович, вставая с дивана и обнимая приятеля. — Давно прибыл?
— Сегодня утром. Отдохнул немного, переоделся и прямо к тебе поспешил; ведь давно не видались.
— А ты, братец, пополнел на хороших харчах, — повёртывая молодого князя, говорил Зарницкий. — Ишь, какой бутуз стал.
— Скоро поход? — спросил у Зарницкого князь.
— Да, брат, скоро на Дунай гулять пойдём, с Бонапартом хороводы водить станем.
Ах Дунай, ты мой Дунай,
Сын Иванович Дунай! —
громко запел Пётр Петрович.
— Главнокомандующим назначен Кутузов.
— Ему и след быть нашим вождём: он хоть и сед, да хитёр. А знаешь, Сергей, я рад походу: живучи в гнилом Питере, заплесневел, обленился, лежебоком стал; видишь — рожа-то у меня даже обрюзгла от безделья; на Дунае проветримся… Слава государю нашему: не убоялся он гения, как теперь величают Бонапартами хочет проучить его по-русски.
— Дерзость Бонапарта не знает предела. Наш добрый государь вынужден на войну: несчастная участь герцога Ангиенского вопиет о возмездии.
— За что это герцога расстрелял Бонапарт? — спросил Пётр Петрович у князя.
— Ни за что, без всякой вины. Принц спокойно жил в своих баденских владениях. Наполеон приказал его схватить и расстрелять. Вся Европа возмущена поступком Наполеона.
— Да, не надо давать воли этому корсиканскому орлу! Надо обрезать ему крылья! Уж больно высоко он залетел: из прапорщиков — да в императоры! Легко сказать!
— А что ни говори, Зарницкий, нельзя от Бонапарта и отнять гениальности: он искусный, гениальный полководец!
— Эх, если бы был жив наш старик Суворов! Задал бы он феферу этому гению! Всё, братец, счастие, удача, судьба счастливая — вот тебе и гений! Кому судьба — злая мачеха, а кому — любящая мать! Удалось Бонапарту усмирить французов, кой-кого поколотить на войне — и прокричали «гений». Придёт время — и Наполеон попадётся; его побьют — в ту пору и «гений» его отлетит. На земле, брат, ничего нет вечного. Эй, Щетина, подай-ка нам чайку, да рому не забудь! — крикнул Пётр Петрович.
— Зараз, ваше благородие! — откликнулся денщик из передней.
В комнату вошёл Щетина — так прозвали старика денщика Зарницкого за его усы, которые у него торчали щетиною. Денщик поставил на стол поднос с двумя стаканами чаю и маленький графинчик с ромом.
— Щетина, на войну хочешь? — спросил у денщика Зарницкий.
— Желаю, ваше благородие!
— Желаешь? Отлично! Пойдём французов бить.
— Пойдёмте, ваше благородие!
— Рад походу?
— Оченно рад, ваше благородие!
— Не боишься Бонапарта?
— Чего бояться! Плевать хотел я на него!
— Молодец, Щетина!
