— Если вы полагаете, что одно только позволение носить мундир и оружие может быть вашею наградой, то вы её получите, — после некоторого молчания проговорил государь.
— Ваше величество! — с радостью воскликнула Надежда Андреевна.
— Вы будете носить моё имя, то есть называться Александром; но не забывайте ни на минуту, что имя это всегда должно быть беспорочно и что я не прощу вам никогда и тени пятна на нём… Теперь скажите мне, в какой полк хотите вы быть помещены? — спросил император Александр Надежду Андреевну.
— Куда вы, ваше величество, соблаговолите меня назначить.
— Назначаю вас офицером в Мариупольский гусарский полк — этот полк один из храбрейших. Я прикажу зачислить вас туда; завтра вы получите от генерала Ливена денег, сколько вам надо будет на обмундировку.
Государь подошёл к столу, взял с него крест святого Георгия и собственноручно вдел его в петлицу мундира счастливой Нади.
Она вспыхнула от радости, в замешательстве схватила обе руки государя и стала их с благоговением покрывать поцелуями.
— Ваше величество! Мой всемилостивейший монарх!.. — заговорила было Дурова, но слёзы радости и счастья мешали ей говорить.
— Надеюсь, что этот крест будет вам напоминать меня в важнейших случаях нашей жизни, — проговорил государь.
«Много заключается в словах сих! Клянусь, что обожаемый отец России не ошибётся в своём надеянии; крест этот будет моим ангелом-хранителем! До гроба сохраню воспоминание, с ним соединённое; никогда не забуду происшествия, при котором получила его, и всегда, всегда буду видеть руку, к нему прикасавшуюся!» — так пишет Дурова в своих «Записках».
Несмотря на просьбы своего отца, Надежда Андреевна с ним не поехала, а отправилась в полк, назначенный ей государем.
Вернёмся в княжескую усадьбу. Было утро. Едва только проснулся князь Владимир Иванович, как в его кабинет не вошёл, а вбежал впопыхах старик Федотыч.
— Князь, ваше сиятельство, вставайте скорее, радость нам Господь послал! — задыхаясь от волнения, проговорил старик.
— Радость? Какую? — с удивлением посматривая на камердинера, спросил князь.
— Большую радость, князь.
— Неужели Софья?
— Приехала, ваше сиятельство!
— Господи, благодарю Тебя! Где же она? Где моя дочь?
— Я здесь, здесь, папа!
Софья вбежала в кабинет отца.
— Соня, дочь моя! — Старый князь зарыдал, как ребёнок, обнимая княжну.
— Папа, дорогой папа…
— Скорее к матери, порадуем её.
— Мне сказали, мама больна, я боялась её беспокоить…
— Пойдём к ней, твой приезд исцелит её.
Лидия Михайловна во всё отсутствие дочери не вставала с постели; она сильно страдала. Увидя свою дочь, которую, по мнительности своего характера, не считала в живых, княгиня обмерла от радости, крепко сжимая в своих объятиях молодую девушку.
В этот счастливый день царила радость не в одном княжеском доме; ликовало всё село Каменки. Все крепостные любили добрую и приветливую Софью.
Расстояние от хибарки Сычихи до Каменков княжна проехала без особых приключений. Сычиха хорошо знала дорогу и скоро доставила Софью в княжескую усадьбу. Когда первый порыв радости прошёл, княжна рассказала, как она спаслась, благодаря Сычихе, из заключения.
— О, если бы мне отыскать этого мерзавца, дорого бы поплатился он! — проговорил князь. — Какая неблагодарность, какая неблагодарность!
— А ты хотел, мой друг, благодарности от подкидыша! — проговорила княгиня.
— Где же та женщина, которая помогла тебе уйти? — спросил князь.
— Она, папа, в людской.
— Пусть, пусть войдёт сюда, мы должны её поблагодарить, она возвратила нам дочь! — сказала княгиня.
Сычиху щедро наградили и отвели ей на время в усадьбе небольшой чистенький домик; старуха боялась возвратиться в свою лесную избёнку: она не знала, что от её избёнки остались одни головни.
Скоро вернулся с поисков и Леонид Николаевич, напрасно объехав несколько десятков вёрст. Какова же была его радость, когда он услыхал, что невеста его возвратилась! Счастью молодого человека не было конца; он обнимал и целовал всех, а на долю Сычихи выпала со стороны Прозорова щедрая награда.
— За что жаловать изволишь, сударь? — кланяясь ему, говорила старуха.
