За короткое сравнительно время работы советских исследователей и хозяйственников в описываемом районе сделано уже не мало. В 1933 году в Чукотском национальном округе имелось 17 крупных колхозов и 18 кооперативов. Чукчи имеют теперь свою собственную письменность с латинизированным алфавитом. Школы, больницы, культбазы и прочие культурные учреждения все больше и больше находят себе место в различных пунктах побережья Чукотки, но не надо забывать, что перед советскими исследователями, культработниками и хозяйственниками лежит свыше 500 000 квадратных километров бассейна одной только реки Анадыря, где большой процент населения до сих пор еще находится почти в первобытной стадии развития.
Скорейшее освоение и вовлечение этой огромной территории и ее населения в общехозяйственную жизнь Советского Союза является важнейшей задачей работников Арктики.
Пароход медленно двигался по зеркальной воде бухты Золотой Рог, бросая в темноту короткие гудки. Моторные лодки и катера торопливо отходили в сторону, освобождая ему путь. Перевозчики-китайцы, раскачиваясь с веслом в руках, ловко управляли переполненными до отказа людьми шампуньками.
На рейде пароход стал на якорь. Гулко прокатился над водой грохот цепи. Предстояло принять последний груз: бензин, керосин, нефть, катера и японские остроносые кунгасы. К борту подошли огромные баржи, нагруженные бочками и банками в ящиках с маркой Нефтесиндиката.
Загремели лебедки. Среди палубного груза начали выстраиваться правильными рядами бочки и ящики с горючим. На пароходе появились аншлаги «курить воспрещается».
Владивосток, разбросанный по склонам гор, играл бесчисленными огнями. На рейде, словно гигантские светлячки, блестели иллюминаторы судов, ожидавших очереди у причала. Гул города покрывали резкие гудки паровозов, густой рев пароходов и протяжны вой сирен.
Пассажиры, состоявшие из рабочих камчатских рыбалок, советских и партийных работников Чукотки и служащих Акционерного камчатского общества (АКО), заполнили трюмы и палубы парохода. Чужой город и непривычная судовая обстановка быстро сближали незнакомых людей. Пассажиры размещались в каютах, наскоро отгороженных переборками из неструганных досок по бокам трюма, посередине которого были настланы нары в три яруса. Верхний был отведен для японских рабочих, нанятых на рыбалки. Японцы разложили на нарах чистые, нарядные соломенные цыновки, что сразу придало поструганным доскам довольно уютный вид. Трюм освещался свечами и редкими электрическими лампочками, тусклый свет которых терялся в клубах табачного дыма.
Вскоре выяснилось, что пароход уйдет в море не раньше утра. Желая в последний раз съехать на берег, пассажиры бросились договариваться с перевозчиками.
Всю ночь шныряли катера от парохода к базе Нефтесиндиката и обратно. Железные баржи с бочками, наполненными горючим, подходили вплотную к пароходу и мерно покачивались, прижавшись к его высокому борту. Бочки, подхваченные крючьями, одна за другой взлетали наверх. Перед глазами мелькали марки рыбалок, факторий, радиостанций и экспедиций. Утром погрузка была закончена. Лебедки, подхватив стальными тросами катера и кунгасы, осторожно поднимали их на борт парохода. Заваленная до отказа палуба сделалась совершенно непроходимой из-за выстроившихся поперек нее катеров и кунгасов.
Вечером мощный гудок возвестил об отходе. Команда спешно крепила опущенные грузовые стрелы и палубный груз. Свободной от клади оказалась лишь небольшая часть спардека. Пробраться по палубе можно было, только лавируя между погруженными лошадьми и пролезая под кунгасами и катерами. Ошалевшие от непривычной сутолоки животные беспокойно озирались и норовили ударить проходивших людей, вследствие чего многие предпочитали пробираться сверх груза, прыгая с бочки на бочку и карабкаясь на кунгасы. Пасмурная погода мало располагала к прогулкам на воздухе, и только теплая пароходная труба неизменно привлекала к себе пассажиров.
На третий день пути над пароходом закружились чайки, оглашая воздух пронзительными криками. В тумане показались скалистые берега. Пароход проходил одно из наиболее опасных для мореплавания мест — Курильские острова. Эта гряда островов, угрюмо возвышающихся над уровнем моря, вытянулась от южной оконечности Камчатки — мыса Лопатки — до самого острова Сахалина. Облака и туман скрывали среднюю часть покаявшегося берега, и только вулканический конус, похожий на сахарную голову, торчал вверху, да над водою виднелись скалы, обрамленные белой пеной прибоя.
