— Зачем? — неожиданно спросил Слейн.
— Что — зачем? — споткнулся «социолог».
— Зачем жить таким, вроде вас?
— Но, сеньоры… Простите, это все нервы… — он зашипел, точно проткнутая камера, и прижал ладонями гримасу ужаса.
— Здорово развезло его, — заметил Слейн по-английски. — В такую жару нельзя много виски. Однако, какая сволочь!..
— Это не от виски, Джо. — Багров взволнованно вытер лоб скомканной салфеткой. — Это… Руми включил «Вериту»!
— Не может быть! Ты всегда уверял, что Руми точен. А ведь срок наступит только завтра. И потом… посмотри-ка, — он указал на эстраду, где опять распинался сеньор в оранжевой шляпе. — Этот врет про своего лидера, и хоть бы что!
— И все-таки говорю тебе, Руми включил «Вериту». Взгляни на этого слизняка. Видишь, как блестят глаза? И он только что выбросил прямо на стол свои тайны, хотя за это может потерять и последнюю «работу».
— Так почему же продолжает так громко врать сеньор избиратель? Почему орут чепуху динамики машин? Слышишь? Что ж, на таких джентльменов не действуют импульсы?
— «Вериту» нельзя включить сразу на полную мощность. Надо сначала дать войти в режим. Кроме того, «импульсы правды» в первую очередь и сильнее влияют на психику более чувствительного индивидуума. Как, например, этот пьяный изнервничавшийся подонок. Но Руми всегда точно выполняет приказания! Значит, что-то случилось в Кхассаро…
— Жить зачем? Еще чего спросите! — опять нервничал «социолог». — Жить и льву, и скорпиону хочется… Кто грызет, кто жалит — так и быть должно… Ах, нервы!..
На него не обратили внимания.
— Тебе видней, Гарри, — сказал Слейн, вставая. — И если пьяный шпик может служить за индикатора импульсов, то нам надо бежать в ресторан «Акварио», там у оранжевых христиан главный муравейник. Идем, иначе пропустим самое интересное. Сколько надо «Верите» на раскачку?
— Минут двадцать, — бросил на ходу Багров.
Агитмашины то вещали, то верещали, производя необходимый сумбур в головах избирателей. Улица обожгла солнцем, ошеломила шумом.
Им посчастливилось поймать свободное такси, и минут через десять они вышли у подъезда ресторана «Акварио». Вся правая сторона улицы уставлена шикарными легковыми автомобилями и автобусами. Белоснежный полисмен фехтовал дубинкой, безуспешно пытаясь разрядить пробку на проезжей части квартала. Рядом с символическим знаком созвездия Водолея над зеркальными дверями ресторана надрывался сверхмощный динамик!
— …И господь благословит народ, покорный его воле! И осенит благодатью своей! И даст каждому кров, и хлеб насущный, и радость, ибо вы голосовали за независимых христиан!
— Сейчас вас осенит, сеньоры, — пообещал Слейн динамику. — Гарри, поглядим еще разок на того благополучного бегемота на плакате! Это и есть сеньор Моралес. Вот сейчас «Верита» развернется на полный ход, и у этой морды будет совсем иное выражение. Честное слово, ради такого зрелища стоило сидеть три года в трущобах и горах!
Они протолкались сквозь толпу зевак, Слейн помахал перед носом оранжевого здоровяка корреспондентским удостоверением и туманно объяснил:
— Мы за господню благодать.
Их пропустили.
В зале было тесно, как в консервной банке. На эстраде сияла свежей апельсиновой окраской переносная пластмассовая трибуна. Над ней лучезарно улыбался сеньор с оранжевой бутоньеркой в петлице фрака. Слейн толкнул друга:
— Нам везет, нам удивительно везет! Сам сеньор Моралес осчастливил избирателей! — И он крикнул, сколько хватило голоса: — Слушайте! Слушайте сеньора Моралеса!
Стоявшие рядом оглянулись на Слейна. Оратор улыбнулся еще шире и поклонился на голос. Живой Моралес выглядел старше и подержаннее, чем Моралес плакатный. Но все же благообразный, благополучный облик лидера вызывал у обывателя доверие к партии независимых христиан. Узкий лоб успешно дополняла лысинка. Короткие усы над полными красными губами щетинились от улыбки. Голова плавно поворачивалась на толстой шее, черные глаза по-хозяйски обводили толпу. Роль политического деятеля приучила лидера к сдержанности в жестах и выражениях, но если на сеньора Моралеса надеть клеенчатый фартук, он ничем не отличался бы от лавочника средней руки, торговца рыбой, мясника. Такое сходство льстило самолюбию обывателей Адигарадо.
