— Да, сеньор доктор?
— Вот деньги, Паула. Раздай всем по пятьдесят долларов и столько же возьми себе. Сегодня вы уйдете отсюда. В поселках скажете, что я уехал надолго по делам. Прощай, Паула. Прощайте, друзья.
Индейцы молча поклонились. Привыкшие покорно сносить превратности судьбы, они ничем не выразили своей тревоги и сожаления, только поклоны были почтительнее, чем требовала простая вежливость.
— Ты проводишь нас до скал, Руми, — сказал Багров, садясь в седло.
— Да, сеньор доктор, — ответил индеец.
— Сеньор доктор! — к воротам бежала Паула. Она приникла к стремени, протянув к доктору руку. — Возьмите меня с собой, сеньор доктор! Разве я плохо служила? Я чувствую, что вы больше не вернетесь! Возьмите меня, добрый сеньор доктор! Мне страшно оставаться в горах! Я буду верна, как индейская собака, буду делать все, что прикажете!
Паула говорила быстро, захлебываясь и дрожа.
— В самом деле, Гарри, может, мы…
Багров строго глянул на журналиста, и Слейн умолк.
— Мы не можем взять тебя, девочка. За горами у нас трудное и опасное дело, оно не для женщин. Тебе придется остаться. Ты знаешь старого священника в Кхассаро? Он хороший человек, и мы с ним всегда ладили. Завтра пойди к нему и скажи, что доктор очень просил его о тебе позаботиться. Это все, что я могу сделать для тебя. Прощай, Паула.
Он ласково отстранил плачущую девушку и тронул коня каблуком.
— Славная она девчонка… — пробормотал Слейн. Но доктор не ответил, не обернулся. Склонившись с седла, он что-то говорил Руми, шагавшему рядом. Руми слушал невозмутимо, как будто это были обычные распоряжения по больничному хозяйству — ни кивка, ни жеста.
Там, где тропа вошла в расселину между скал, Багров придержал коня.
— Ты все понял, Руми?
— Да, сеньор доктор.
— С сегодняшнего дня ни один человек не должен находиться на территории больницы.
— Да, сеньор доктор.
— Восемнадцатого августа в полдень включишь рубильник.
— Да, сеньор доктор.
— Если придет полиция, постарайся, чтобы не было жертв. Встретимся, как условились… Ты хорошо запомнил?
— Да, сеньор. Предместье Адигарадо, ресторан «Подкова». Сеньору доктору не надо беспокоиться.
— Хорошо. Прощай, Руми. Поехали, Джо.
Скалы уже скрыли белые домики больницы, отвесные утесы нависли над дорожкой.
— Восточный поэт сказал: «Прохожий, на этой тропе жизнь твоя — как слезинка на реснице…» Итак мой сумасшедший друг, мы вступили на тропу войны.
Багров не ответил.
Они вышли на перрон столичного вокзала ранним утром 17 августа.
— Ну, вот она, столица, — сказал Багров, озабоченно вглядываясь в вокзальную суету. — И явились мы вовремя. Ты видишь?
С фасада вокзала пронзительно кричали яркими красками предвыборные плакаты с фотографиями представительных мужчин.
«У тебя нет работы? Ты получишь ее, если отдашь свой голос за партию независимых христиан!» — вещал с оранжевого транспаранта пожилой сеньор в галстуке-бабочке и с лакейскими полубаками.
«Все, чего тебе не хватает сейчас, ты получишь, если править страной будет партия католиков-республиканцев!» — прижав руку к сердцу, внушал с голубого плаката средних лет мужчина с лицом Иисуса Христа.
«Друг! Протяни руку независимым, и ты получишь все!»
«Все порядочные люди — католики-республиканцы!»
— Партии рекламируются, как залежавшаяся селедка, — ухмыльнулся Слейн. — Гарри, у тебя вид деревенщины, попавшего на бал к миллионеру. Ну да, ведь ты давно не был в столице.
— Полтора года. Приезжал сюда в день свадьбы Аниты… Где мы могли бы остановиться?
— Гм… Можно бы у меня, я жиду в недорогом пансионе в четырех кварталах от редакции «Экспрессо». Мы прекрасно устроились бы вдвоем. Но…
— Что — но?
— Говоря по совести, Гарри, боюсь квартирной хозяйки.
— Мегера? Дьявол в юбке?
— Не сказал бы. По отношению ко мне она вполне предупредительная и любезная дама.
— Тем лучше. Где же все-таки «но»?
— Насколько я способен разобраться в женской душе, хозяйка ко мне неравнодушна и даже имеет на меня определенные виды. Когда я дома, что случается довольно редко, она всегда находит причину зайти справиться, не нужно ли мне чего. Достойная особа, но уж слишком болтлива. Рассказывает о своем вдовьем одиночестве, да это бы еще ладно. Она постоянно интересуется моими делами, настроениями, доходами, взглядами на семейную жизнь и так далее.
