Остается только удивляться, как в этих условиях были все-таки достигнуты попадания в "Гебен"! Он получил три 305-мм попадания и 11 снарядами среднего калибра, коими убито 12 офицеров, 103 матроса: ранено — 7 офицеров. 52 матроса, произведен пожар и повреждения, потребовавшие двухнедельного ремонта {15}. Потери и повреждения "Гебена" превосходили таковые на русском флоте.
Это еще раз показывает, что отдельные корабли стреляли хорошо, и неудача может быть полностью отнесена на счет боевой организации и тактики.
Линейный корабль "Ростислав"
Дальнейшие маневры адмирала Эбергарда после ухода "Гебена" также представляют глубокий интерес и, несомненно, поучительны.
Эбергард в своем донесении пишет: "Стрельба прекратилась. Флот продолжал оставаться на прежнем курсе, в готовности продолжать бой, как только "Гебен" покажется вновь..."
Иначе говоря, флот не преследовал противника и курс его (см. схему 5) (клался перпендикулярным тому направлению, в котором скрылся "Гебен". На нем флот продержался около 10 мин.
Конечно, не было никакого основания рассчитывать. что "Гебен" покажется вновь. Этот маневр характеризует лишь растерянность командования.
Далее в донесении командующего флотом говорится: "Около 12 ч 40 мин, не видя "Гебена" и имея намерение сблизиться с ним, я отдал приказание поворачивать вправо. Руль был положен право на борт, когда прямо по носу был усмотрен плавающий предмет. Остерегаясь возможности наброски плавающих мин, я изменил направление и сделал поворот влево... "
Таким образом, намерение преследовать, помимо того, что сильно запоздало, выразилось в виде поворота в сторону, обратную той, в которой скрылся противник.
Для начальника, имеющего твердую волю к продолжению боя, такие причины, как предположение наброски мин, неосновательны. Об этом можно еще было говорить в Русско-японскую войну, когда артурская эскадра подозрительные предметы принимала за мины (между прочим, в бою 28 июля 1904 года эти подозрительные предметы, принятые за мины, вызвали эскадру на поворот, смешали ее строй в ответственный момент открытия огня; об этом адмирал Эбергард должен был знать). Но в мировую войну такое предположение обоснованным не могло быть[* Бой произошел на глубинах, больших 100 сажен; уже по этой причине постановки мин. по крайней мере, якорных, нельзя было ожидать. {Прим. авт.)] и, конечно, ни в какой степени не служило оправданием столь неудачного осуществления решения преследовать, ворочая от противника.
"Гебен" больше не появлялся. Флот направился к Севастополю "...для преследования миноносцами ухолившего по неизвестному направлению большим ходом противника нс было достаточного запаса топлива, израсходованного за трехдневный переход".
Между тем, как цитированное донесение, так и другие телеграммы о бое, посланные командующим флотом (да и в действительности это было так), свидетельствовали о повреждениях, полученных "Гебеном". Командующий флотом не мог знать, насколько тяжелы эти повреждения. Он должен был в этом убедиться. выслав в погоню миноносец 1-го дивизиона, чтобы атаковать его, если он потерял ход.
Жалкой иронией звучит телеграмма Эбергарда, посланная на другой день в Морской генеральный штаб: "После вчерашнего боя "Гебен", вероятно, имеет серьезные повреждения и ушел в Босфор. Настоятельно необходимо принять самые энергичные меры для установления его местопребывания и точных данных о его повреждениях. Представляется это легко выполнимым, пользуясь поддержкой и содействием нейтральных держав, также mi югочислениостью армянского п греческого населения, рассеянного по портам".
Нет. Не при помощи "армянского н греческого населения", не путем сношений с Морским генеральным штабом адмирал Эбергарл должен был выяснить результаты боя, а, в особенности, "местопребывание" "Гебена". Он мог и должен был выслать миноносцы при поддержке крейсеров, а затем и всего флота. Если в данный момент не хватало запасов топлива, то тотчас после экстренной его приемки.
Повреждения флота были несущественны. Через 10 дней они были совершенно исправлены, и ни один корабль ни на одну минуту не был выведен из строя.