— Мужской стриптиз. Это клуб для богатых дам. Они там смотрят шоу и могут снимать себе на ночь мальчиков из обслуги. Вы бы хотели там работать?
Сережа чуть не подавился очередным пирожком.
— Работать? В смысле… э-э-э…
— Ну, стриптизером и, естественно, обслуживать клиенток.
— Нет, как-то, знаете ли, не очень мне нравится.
— Почему же? — Жанна наступала. — А ведь там платят очень много!
— Деньги — не главное в жизни.
— А главное, там платят куда больше, чем можно получить, если просто ухаживать за пожилой женщиной. Потому что, во-первых, там клиенток много, а во-вторых, они богатые. Не как мы. Вы знаете, что наша семья не богата?
— Я как-то не думал об этом…
— Не думали о нашем богатстве? Ну так я сразу скажу вам — мы не богаты. У нас только одна квартира, одна машина, и зарабатывает только отец, и то немного. У мамы есть золотые украшения, но немного, а денег нет вообще, и если она разведется с папой, то у нее мало что останется.
— Да мне не важно… Я и сам…
— Что вы и сам? — Жанна откровенно издевалась над парнем.
— Я и сам не богат. У меня большая семья, мама-инвалид, младшие сестры-братья, я один работаю. Квартиру я снимаю, зарплата у меня небольшая. Но деньги ведь не главное…
— А что главное? Чувства? Любовь? — Последние слова Жанна произнесла по буквам, медленно, будто оскорбление.
Сережа окончательно залился краской. Даже уши у него пламенели.
— Ну… любовь… любовь действительно важнее денег.
— Это смотря каких денег, — нарочито цинично протянула Жанна.
Ей захотелось закурить впервые в жизни. Захотелось специально для того, чтобы нагло выпускать дым Сереже в лицо. Она продолжала откровенно рассматривать его, удивляясь, как это такой совершенно нормальный на вид, даже приятный, но абсолютно не роковой красавец живет тем, что тянет денежки с немолодых женщин?
— Кстати, вы маму давно знаете?
— Недавно. С Елизаветой Аркадьевной я познакомился четыре месяца назад. Нас моя мама познакомила.
«Четыре месяца. И уже прыгнула к нему в постель, — подумала Жанна, — да папа за ней несколько лет ухаживал и ни на что, кроме поцелуев, не рассчитывал».
Елизавета Аркадьевна вернулась и казалась слегка удивленной тем, что за столиком царит молчание. Жанна настолько переполнилась праведным гневом, что не могла усидеть на месте и ушла не прощаясь.
Дома Елизавета Аркадьевна поинтересовалась у дочери:
— Почему ты так грубо вела себя с Сереженькой?
— Отвратительный тип.
— Я была уверена, что он тебе понравится.
— Не понравился.
— Он такой хороший мальчик. У него очень тяжелая жизнь. Его мама родила пятерых, он старший, а отец три года назад погиб. Работал на заводе, там какая-то авария была. И потом матери отказали в помощи, руководство все списало на то, что он сам нарушил правила безопасности. Сереженькина мама осталась одна с детьми на руках. Сережа, естественно, работал, но зарабатывал мало, помогал семье, но все равно бедствовали. Тем не менее он очень старается. Мальчик он неглупый, и характер у него добрый.
— Ты мне что, его сватаешь, что ли, так расхваливаешь? — Жанна посмотрела на мать с неприкрытой злобой.
— Да нет, не сватаю. Просто присмотрелась бы к нему. Принца можно искать всю жизнь и не найти, а тут действительно хороший парень.
— Я ему не понравилась. У меня денег нет, и я слишком молодая для него. Было бы мне лет пятьдесят — тогда да, тогда сладили бы. Видимо, ма, он только тебе подходит, я еще не доросла. — И Жанна с гордо поднятой головой отправилась в комнату, даже не попробовав пирогов.
Лиза вечером прошептала мужу на ухо:
— С Жанкой беда просто… как будто второй подростковый период начался…
— Что такое? — испугался сонный Анатолий.
— Ну, у нее же никого нет после Антона. И на этой почве она совсем становится агрессивная. Сегодня я знакомого мальчика, сына приятельницы, решила с ней познакомить — она с такой злостью со мной потом разговаривала, будто я ей враг.
— Наверное, она подумала, что раз ты ее сватаешь, значит, считаешь неудачницей. Она же хочет быть самостоятельной. Они все сейчас феминистки. Встретит нормального мужчину, выйдет замуж, будет борщи варить — и успокоится, будет как люди.
