Лелiо лежитъ недвижно. Солнце все не прячется, и пригрeваетъ ихъ. Въ легкомъ дуновенiи вeтерка налетаетъ свeтлый Духъ Арiель.
Арiель.
Сонъ, смежи усталые вeки странника!
Сонъ, обними нeжностью души безпрiютныя!
Сонъ, пролей миръ ласки въ сердца, въ сердца.
Сонъ исполняетъ повелeнiе. Тeни уснули и посвeтлeли ихъ лица, разгладились морщинки. Арiель въ своей радугe продолжаетъ полетъ. Маленькiй спутникъ его кладетъ около Лелiо свирeль и улетаетъ. Черезъ нeкоторое время оба просыпаются…
Филострато. — Сонъ былъ сладокъ. Кажется, впервые я заснулъ здeсь такъ.
Лелiо. — Да, милый сонъ.
Филострато. — Я снова видeлъ землю, нашу жизнь, ея очарованiе и бeды, любви и заблужденiя, нашу съ тобой дружбу, путешествiе, мечтанiя — весь тотъ туманный путь, что мы прошли. Люцiя склонялась надо мной, меня любившая. Какъ вeрная подруга.
Лелiо. — Знаю. Помню. Гдe теперь она?
Филострато. — Врядъ ли суждено намъ встрeтиться.
Лелiо. — Почему?
Филострато. — Ея душа въ областяхъ высшихъ.
Лелiо. — Да, такъ. Возможно.
Филострато. — Вся она пылала огнемъ любви.
Лелiо (задумчиво). — Огнемъ любви!
Филострато. — И страдала.
Лелiо. — Вeдь ты любилъ ее.
Филострато. — Но не такъ, какъ надо, но не такъ…
Лелiо (улыбаясь). — Розовые пальцы дeвушки, жемчужина, цвeтокъ, прозрачный наливъ яблока, златистый медъ. (Замeчаетъ свирeль). Откуда? Въ первый разъ вижу тутъ (нагибается, подымаетъ). Свирeль изъ тростника…
Филострато. — Хорошiй знакъ! (оглядывается). Смотри, сколько здeсь появилось анемоновъ, пока мы спали. (Срываетъ нeсколько цвeтковъ).
Лелiо. — Пора, однако. Надо трогаться. Опять въ нашъ путь, опять вдвоемъ, вдвоемъ. Теперь намъ будетъ веселeй, я развлеку тебя.
Наигрываетъ. Тропинка снова камениста, снова въ гору. На одномъ изъ поворотовъ Филострато приближается къ обрыву.
Филострато. — Ахъ, вотъ она, вотъ… (Тянется впередъ, какъ будто видитъ что-то. Лелiо удерживаетъ его за руку). Долины, колокольни и Она, жизнь съ нею; я вижу тамъ себя, ее; мы молоды, мы счастливы… (Прислоняется къ Лелiо. Тотъ полуобнимая, поддерживаетъ его). И ничего. Нeтъ больше ничего. Все мука и томленье.
Лелiо. — Идемъ, мой другъ. Не станемъ обольщаться. Помни — наша кара…
Филострато. — Но и ты прислушивался.
Лелiо. — Я тоже не силенъ. Вотъ слушай лучше. (Наигрываетъ на свирeли). Тише и покойнeй стало у меня на сердцe. Сонъ, музыка какъ будто просвeтлили.
Филострато. — Покоя! Свeта!
Лелiо (вновь беря тростникъ). — Вотъ эту пeсенку любила Люцiя.
Свирeль издаетъ нeжные, свeтло-жалобные звуки. Птичка прилетeла и попрыгиваетъ по дорожкe. Выползла зелененькая ящерица — слушаетъ.
Филострато. — Зачаровываешь, какъ Орфей. Мнe легче тоже.
Лелiо. — Орфей любилъ глубоко.
Филострато. — Ну, такъ что-же?
Лелiо. — Нeтъ, я не Орфей.
Филострато (подаетъ ему букетикъ анемоновъ). — Прими, душа родная…
Лелiо. — Мнe кажется, я лучше понимаю теперь прошлое и судьбы наши.
Филострато (какъ бы про себя). — Гдe жизнь, гдe страсть? Художникъ и художникъ… утра, росы, жемчуга и тающiя дымки.
Лелiо. — Звуки и мелодiи, гармонiя…
Филострато. — Да, да. Но развe — это преступленiе?
Лелiо. — Если бы преступленiе, то мы горeли бы въ покаянiи, огонь насъ очищалъ бы.
Филострато. — Люцiя — Огонь.
Лелiо. — А мы — ни свeтъ, ни тьма, и ни огонь, ни ледъ. И мы томимся, мы бредемъ…
Филострато. — Души предсумеречныя, предразсвeтныя (громче). Священный Эросъ, былъ ли ты во мнe, растилъ ли я тебя?
Лелiо. — Я не былъ чувственъ въ прежней, милой жизни. Любовь мерещилась мнe, но въ туманe. Свои волненiя я полагалъ на музыку, и женщины мало меня любили. Я тосковалъ. Тоска моя развeивалась смутнымъ бeгомъ звуковъ. И я мечталъ, томился, подпадалъ иной разъ власти… А творилъ ли самъ въ любви?
Филострато. — Женщины меня манили, волновали. Многiя меня любили. Я былъ грeшенъ. Туманомъ исходило сладострастiе мое. Мое дыханiе — какъ нeжная отрада. Но сердце… И я любилъ, но не довольно, ту, которую терзалъ.
Небо проясняется, на минуту виденъ кусокъ безмeрной синевы. Ангелы беззвучными, далекими видeнiями, какъ лебеди, въ немъ проплываютъ…
Лелiо (тихо). — Видишь?...
Филострато. — Да, на мгновенiе. Но мы не созерцаемъ. Намъ дано брести, многiя сотни лeтъ, средь полу-добрыхъ, полу-злыхъ, полу-прощенныхъ и полу-виновныхъ. Мы — полу-истина и полу-ложь.