— Но ведь вам же этого хочется, так?
— Да, очень! Я даже не припоминаю, чтобы мне еще чего-то хотелось так же сильно.
— Ну и не сомневайтесь.
— Вы думаете?
— Петр, вы такой хитрый! Хотите, чтобы я приняла это решение за вас?
Он ужасно смутился. И ей понравилось, что он смутился. Не все же ему ее смущать!
— Нет, что вы, Люда! Просто мне было необходимо ваше одобрение…
Она снова насторожилась:
— Именно мое?
— Да, именно ваше.
— Почему?
Булыгин, вдруг спохватившись, посмотрел на часы:
— По-моему, нам следует немного поторопиться. До начала сеанса осталось двадцать минут…
Они сидели в темном зале кинотеатра и смотрели фильм. Он все-таки догадался купить билеты в последний ряд. И сеанс тоже был поздний. Иными словами, все как в пору их безоблачной юности: парочка смущенных подростков, притаившихся в последнем ряду, на самом верху огромного темного зала. Их даже не особенно интересовало содержание фильма, как, впрочем, и само действие, они просто честно смотрели на экран. В какой-то момент, примерно через полчаса после начала, Петр взял ее за руку, и она не отстранилась, а, напротив, стала водить большим пальцем по его ладони. Потом их пальцы сплелись, как гибкие тела влюбленных.
Это было в десятки раз эротичнее, чем если бы он, как водится, просто стал гладить ее по коленке. Но в какой-то момент Людмила вдруг опомнилась, словно от хорошей оплеухи, и высвободила свою руку. Он предпринял попытку снова взять ее.
— Нет, прошу вас, — твердо произнесла она.
Булыгин смущенно кашлянул в кулак. Она чувствовала, что он очень сконфужен, а может быть, даже обижен и готов уйти. Но что-то его удерживало подле нее.
На обратном пути они отчужденно молчали. Петр смотрел на дорогу, она — тоже вперед, на сверкающие и манящие рекламные вывески. Они даже не обмолвились ни единым словом, хотя бы для проформы, например, о киноленте, которую только что якобы посмотрели.
Он остановил автомобиль возле подъезда ее дома, выбрался из салона, обошел вокруг и открыл ей дверцу. И, как всегда, подал руку. Снова эта его рука… Людмила оперлась на нее, вышла из машины и намеревалась проститься с Булыгиным, как вдруг он крепко сжал ее в объятиях, и они стали целоваться, просто потеряв контроль над собой, впиваясь друг в друга, задыхаясь от какой-то неуправляемой глупой юношеской страсти. Ничего нельзя было сделать.
— Поедем со мной… — шептал он.
— Куда?
— Куда-нибудь…
— Я не могу…
Но он не желал слушать эти ее «не могу». Как, впрочем, и «не хочу». Он только понимал, что не может отпустить ее. Нет, только не сегодня. А все остальное — сожаления, запоздалое раскаяние, самоанализ — потом.
— Люда, ты слышишь меня? Поедем… Пожалуйста, Люда… Я сниму квартиру… Я хочу тебя, Люда… Люд…
Разве она не хотела того же самого, когда поперлась с ним в это идиотское кино?.. Хотела. Но не может ведь она, взрослая и в общем-то порядочная женщина, которая всегда относилась к таким вопросам очень серьезно, вот так взять и сразу согласиться…
Но согласилась.
— Кто-то, помнится, говорил, что никогда не изменял жене.
— Ну, когда-то ведь надо начинать.
— Какой ты, оказывается, циник.
— Но ты же сама говорила: если сильно хочется, то не сомневайся…
— Я говорила не об этом, не надо передергивать.
— Просто я подумал, что это правило универсально… Люд… тебе что, было плохо со мной?
Она поднялась с постели.
— Извини, мне надо принять душ.
— Почему бы нам не сделать это вместе?
Людмила не ответила, просто молча прошла в ванную комнату.
Булыгин снял номер в гостинице. Это был очень хороший номер. Если не люкс, то полулюкс точно. Не станет же сиятельный господин, хозяин не чего-нибудь там, а «Джинсового рая», трахаться с любовницей в третьесортном номере для командировочных экспедиторов… Людмила вдруг мысленно одернула себя: ну зачем уж так цинично?.. Помнится, она только что упрекала в том же самом своего кавалера. Нет, любовника… Справедливости ради, ее ведь никто насильно не заставлял, сама же захотела прогуляться с ним, сама же согласилась и на продолжение. И так же не стоит отрицать того, что ей было хорошо с ним в постели…
Людмила приняла душ и, завернувшись в полотенце, пришла обратно в комнату, села в кресло, напротив кровати. Тогда Булыгин тоже поднялся и, обиженно дергая желваками, пошел принимать душ.
