Там все было тихо и спокойно, лишь желтоватый свет просачивался сквозь деревья из окон второго этажа. Криков больше не было слышно, и Киннкэйд вернулся в постель.
Чьи-то руки цепко схватили Иден за плечи. Она сопротивлялась, но ее трясли все сильнее.
— Иден, проснись!
Она рванулась назад и съежилась, прячась в подушки. Глаза ее расширились от страха, и она несколько бесконечных секунд вглядывалась в лицо брата, не узнавая его.
— Это я, сестренка, — нежно пробормотал Винс. — Все в порядке. Все о'кей.
Постепенно Иден пришла в себя. И все же, только когда Винс взял ее за руку, она с облегчением вздохнула.
— Теперь все прошло? Тебе лучше? — спрашивал Винс.
— Да.
Но ее голос все еще дрожал, и она чувствовала себя далеко не лучшим образом.
Иден панически боялась закрыть глаза: образы и ощущения, пришедшие к ней во сне, находились здесь, рядом. Они оказались слишком реальными. Она заставила себя сесть и попыталась успокоиться.
— Иден, тебе что-нибудь принести? Виски? Воды?
— Нет. Спасибо.
— Когда эти кошмары возобновились? — спокойно спросил Винс.
— Это первый раз за… долгое время.
По крайней мере два, а может быть, и три года их не было, но Иден не могла точно сказать, как давно. Она провела по обнаженным плечам, все еще холодным и влажным.
— Я уж думала, с ними покончено.
— Хочешь, я немного посижу с тобой?
— Нет. — Она покачала головой. — Прости, что разбудила.
Винс поднялся на ноги.
— Ты можешь кричать, вопить и звать своего старшего брата когда угодно. Хочешь, чтобы я оставил свет?
— Да. Спасибо тебе.
Иден с трудом улыбнулась ему, но улыбка исчезла, как только Винс вышел из спальни.
Она сидела, откинувшись на изголовье кровати кленового дерева. Очень медленно страх и дурнота начали проходить. Сквозь экран, закрывавший окно ее спальни, проникал прохладный ночной воздух. Ветерок нежно обдувал Иден.
Почему после столь долгого перерыва кошмары начались снова? Что их вызвало? У нее было какое-то неясное и тягостное чувство, что в глубине души она знает причину — поцелуй. Из-за него ее стали преследовать ощущения, вызывающие воспоминания.
Ведь в тот, другой раз ей тоже был приятен поцелуй. Сначала очень приятен. Сначала… И глубокий сон окутал ее плотной пеленой.
В сером предрассветном тумане, предвещая скорый восход солнца, закричал петух. Довольный собой, он горделиво прошелся по двору, безучастный к людской жизни.
Киннкэйд проглотил последний глоток горького черного кофе, приготовленного Диким Джеком, и поставил кружку на столб в ограде кораля. Вокруг шеи у него был свободно повязан выцветший желтый платок, за пояс заткнута пара потрескавшихся перчаток из коровьей кожи. Его короткие кожаные штаны, которые ковбои носят поверх обычных, были расшиты раковинами. А при каждом его шаге на сапогах позвякивали шпоры.
Лошади, которых предстояло сегодня объезжать, были отделены от табуна и дожидались своих наездников. Молодой и задиристый парень Дик встряхнул своей веревкой, увидев приближающегося к воротам Киннкэйда.
— Ты будешь объезжать Техса, да? — спросил Дик.
— Большого гнедого с белой звездой на лбу, — ответил Киннкэйд, не знавший лошадей по кличкам.
— Это Техс, — сказал Дик, уже размахивавший лассо. — Он покажется тебе немного норовистым.
Киннкэйд выслушал это сообщение и промолчал, наблюдая, как большая веревочная петля опустилась на шею гнедого мерина. Лошадь вздернула кверху голову, потом захрапела, но, когда ее потянули за веревку, больше не оказывала сопротивления. Киннкэйд подошел к ней и вывел из кораля, уступая место другому наезднику, чтобы тот взял свою лошадь.
За оградой кораля Киннкэйд привязал мерина и начал чистить его копыта. Потом быстро прошелся щеткой по шкуре, но тут его внимание привлекли две фигуры, двигавшиеся в плотном тумане. Присмотревшись, он различил Иден, стоявшую впереди упряжки лошадей, и пейюта Боба Уотерса, заканчивавшего запрягать их в телегу.
Должно быть, она поднялась, когда Киннкэйд вразвалочку направлялся на кухню за столь необходимой ему кружкой кофе, и уже тогда принялась за работу. Когда же он вышел оттуда, ее золотисто-каштановая лошадь была уже оседлана и привязана к коновязи. Киннкэйду пришлось пройти возле нее, чтобы отнести в фургон свое снаряжение, она же будто и не замечала его. Но первый шаг был уже сделан, их соединяло воспоминание о вчерашнем поцелуе. Невидимая нить протянулась между ними. Каждый раз при взгляде на него она должна была вспоминать этот поцелуй, как и он.
