Она тотчас же вскочила со своей постели.
— Меня выпускают? Могу я уехать домой?
— Оставайся на месте, — рявкнул он, и Иден тотчас же замерла, укрощенная резкостью его голоса. Довольный произведенным эффектом, он открыл дверь камеры и поманил ее к себе. — К тебе посетитель.
Лицо Иден просияло.
— Это мой дедушка, да? Он приехал, чтобы забрать меня домой?
Шериф бросил на нее холодный взгляд, и она тотчас же умолкла.
— Пойдем со мной.
Он схватил ее за руку выше локтя и повел, толкая впереди себя, по коридору.
Свернув направо, Уильяме резко остановился перед ничем не примечательной дверью. Продолжая крепко держать Иден за руку, он нажал на ручку двери.
— Сюда, — сказал он, грубо толкая ее вперед. Комната была затоплена солнечным светом, и после двух часов, проведенных в тускло освещенной камере, глаза Иден не сразу приспособились к нему. Она зажмурилась от нестерпимого блеска, успев заметить большой деревянный письменный стол и пустой канцелярский стул перед ним.
— Я подожду снаружи. Дай мне знать, когда закончишь, — сказал шериф.
Иден оглянулась и увидела, как дверь за ее спиной закрывается. Она подумала, что шериф обращается к ней. Потом она почувствовала запах дорогого мужского одеколона и, резко обернувшись на этот запах, в смятении уставилась на Дьюка Де Парда.
Он смотрел на нее, не отводя глаз. В каждой черте его грубоватого лица была запечатлена боль.
— Сядьте, мисс Росситер. — Дьюк рукой указал на пустой деревянный стул с прямой спинкой.
Ей не хотелось смотреть на него. Ей хотелось повернуться и бежать. Но вместо этого Иден покорно и тупо проследовала к стулу и села, тесно сцепив пальцы на коленях.
Понимая скорбь Де Парда, Иден сочла, что должна что-нибудь сказать.
— Я… я так жалею… — начала она.
— Не так жалеете, как следовало бы. И вполовину не так! — рявкнул Дьюк.
Ярость, порожденная горем, взмыла откуда-то изнутри и обрушилась на Иден. Отчаянным усилием воли овладев собой, Де Пард ткнул пальцем в раскиданные на письменном столе бумаги.
— Шериф Уильяме передал нам ваш эмоциональный рассказ о событиях последней ночи.
Он посмотрел на стол, потом снова на Иден.
Ей захотелось съежиться, стать меньше, свернуться клубочком и заползти в угол, пока все это не пройдет, не испарится, как призрачное видение. Господи, пожалуйста, избавь ее от этого! Она не хотела ни слышать Де Парда, ни тем более отвечать на его вопросы.
Де Пард поднял листки с записями, указал на них:
— Все это, должно быть, очень тяжело для вас. Судя по всем вашим признаниям, вы напуганы и впали в панику. Иначе как объяснить, что вы решили извратить факты? — Минуту-другую он выжидательно смотрел на Иден, потом продолжил; — Видите ли, мисс Росситер, я уже знаю, что вы сказала неправду.
Она чуть было не задохнулась от возмущения:
— Что вы хотите сказать? Кто вам это сказал?
— Шериф беседовал с Ребеккой Сондерс. Это у нее было свидание с Джефом в прошлую ночь, а не у вас.
— Нет. У нее было свидание с моим братом. Правда, привез ее Джеф, но…
— Пожалуйста. У нее нет причины лгать, а у вас, вне всякого сомнения, есть. Вот почему вы придумали эту грязную историю и утверждаете, что мой брат пытался изнасиловать вас.
— Но он действительно пытался, — настаивала Иден. — Он ударил меня и повалил…
— Это бесстыдная ложь! — взревел Дьюк, сжимая кулаки и потрясая ими в воздухе. — Джеф никогда бы не поднял руку на женщину. И всем это известно. — Он снова попытался овладеть своими чувствами. — Если облечь мою мысль в ясную форму, то могу вам сказать, что бесчисленное количество женщин было бы более чем готово расставить свои ножки ради него, и Джеф знал это. Он никогда бы не стал прибегать к насилию.
— Но он это сделал. — Иден чувствовала себя совершенно беззащитной и пыталась удержаться от рыданий, поднимавшихся к горлу и душивших ее. — Как вы не поймете? Я не хотела его убивать, не хотела, чтобы он умирал. Я пыталась его спасти, пыталась помочь ему…
— Но вам это не удалось. Джеф мертв, — прервал ее Де Пард. Он говорил упрямо и жестко. — И все ваши сожаления и угрызения не вернут его к жизни. Но если вы и в самом деле сожалеете о том, что сделали, вы не будете пачкать его репутацию этой грязной ложью.
