– Ну что за хуйня, – точнее не скажешь.
Запах уже добрался до ноздрей. Приятный, в общем-то, запах.
А нет: теперь трясет уже по-настоящему.
– И что будем делать, когда доберемся? – спрашивает у меня Z. Это больной вопрос. У нас уже были определенные трения по этому поводу. Сперва план был такой: вписаться в один супер-пупер рок-н-ролльный отель в Хельсинки, прогуляться по городу, прошвырнуться по барам, снять каких-нибудь птичек на ночь – ну, в общем, обычная хрень на тему «британцы вырвались за границу». На самом деле, так никогда не бывает, но мечтать человеку не запретишь – люди запрограммированы на несбыточные мечтания, это у нас в генах.
Можно сколько угодно кричать об эволюции и новых людях, но одно поколение феминистической пропаганды – этого мало, чтобы прикончить пещерного человека, который есть во всех нас. Знаете, этот их лозунг: «Все мужчины – насильники»? И это правда, что характерно. На все сто процентов. Но как с этим бороться? Или вы ждете, что мы резко изменимся – и за один календарный год полностью изничтожим все то, что природа сотворила за миллионы лет эволюции?! Но ведь это уже полный бред. Все равно что принять волевое решение, что теперь у нас на руках будет шесть пальцев, потому что такое количество пальцев вернее поспособствует выживанию нашего вида в данный конкретный момент – в общем, пусть эволюция быстренько все провернет, ну а мы пока чаю попьем, ага.
(Кстати, о чае: почему чай в самолетах всегда такой гадостный?) Только что объявили, что через десять минут наш самолет совершит посадку, а мы так еще ничего не решили. Я считаю, что нам надо по-быстрому съебывать на ледяные просторы – а походы по барам пока отменяются.
Сходим с трапа. В международных аэропортах – всегда столько людей: такая бурлящая смесь из всемирной культуры и вопиющего идиотизма всех тех, кто не наш. Как-то странно всё, да? Пусть ты весь из себя либерал и ежедневно читаешь «Guardian», но как только ты приезжаешь в чужую страну, этот маленький, ограниченный шовинист у тебя внутри, этот кондовый ура-патриот вылезает из своего укрытия, и в голову лезут мерзостные мыслишки насчет того, кто выиграл войну, «Правь, Британия», чемпионата мира по футболу 1966 года, «Битлов» и какая убогая у иностранцев попса. Быстренько достаю из сумки вчерашний номер «Observer» – чтобы напомнить себе, какой я хороший, космополитический европеец, гражданин мира на пороге двадцать первого века, готовый спасти этот мир, чтобы мои дети и внуки жили спокойно и счастливо и ничего не боялись. Идем получать багаж Гимпо и Z.
Иногда я вообще не понимаю, что Гимпо пытается мне сказать. Нет, говорит он нормально: не заикается, нарушением речи не страдает, – и акцента у него нет. Просто частенько бывает, что он начинает фразу где-нибудь с середины, видимо, предполагая, что его собеседник знает, к чему сказана эта фраза. Как будто нормальный линейный поток человеческой речи записали на пленку, потом разрезали и склеили заново, в произвольном порядке – примерно так и общается Гимпо. Может быть, это последствия контузии, которую он получил на Фолклендской войне; после чего еще и перманентно оглох на одно ухо. (Он служил артиллеристом на корабле – из тех, что стояли «в укрытии» за линией горизонта.) А может быть, это все потому, что Гимпо – из Манчестера.
Я человек «ливерпульской ориентации», так что я по природе своей ненавижу Манчестер – и ненавижу «Манчестер Юнайтед». Единственное, что у них было хорошего, у «Манчестер Юнайтед» – это Денис Лоу. Ладно, я понял: про футбол больше ни слова. Но я все же добавлю, уже про Манчестер в целом: город скучнейший. В смысле, он невъебенно достойный, солидный город; созданный честным, тяжелым трудом. Народ там упертый и очень простой: либо ты трудишься в поте лица, либо ты безработный и бедный – но это достойная, честная бедность. А Ливерпуль? Это, как говорится, совершенно другой подвид утконосов.
В Ливерпуле нет ничего упертого или простого. Это город, где стираются грани между сознательным и подсознательным; город, где по глухим закоулкам проходят межзвездные лей-линии; город, построенный на нечестных доходах. Это чувствуется в самой атмосфере; проглядывает ненароком в скрытых карнизах викторианских особняков, которые строили для себя отошедшие на покой капитаны морских судов Ост-Индской компании. Есть там и что-то от средневековой иудейской культуры, привнесенной евреями, спасавшимися от погромов – из Восточной Европы, через Ливерпуль, в Новый Свет. Евреи, садившиеся на трансатлантические пароходы в конце XIX столетия, увозили с собой все свои 6000 лет суеверий, замкнутости на себе и мистических тайн, так что, конечно же, что-то осталось и в Ливерпуле: забытый или потерянный в суматохе багаж – или же брошенный, чтоб не тащить с собой лишнюю тяжесть. Когда Карл Густав Юнг видит сны, ему снится Ливерпуль. Только в Ливерпуле может открыться Школа Языка, Музыки, Игры слов и Снов, со школьным гимном «Мы юные юнги».
