Сзади меня хлопнули по плечу, и я обернулся - за спиной никого не было. Повернувшись обратно, я увидел Дениса. Видимо, всеобщее стремление распрощаться с прошлым передалось и ему. Дёня постригся, и от пышной шевелюры теперь остался лишь аккуратный ежик. Сверху и спереди чуть длиннее, по бокам и сзади - коротко. Кроме того, он осветлился и теперь из рыжего стал почти белым. С этой прической главный Выкидыш выглядел моложе и куда менее авторитетно.
- Привет, герой-любовник, - сказал он. - Рад видеть, что страсть к нашей красавице пока еще не затмила тебе голову, и ты держишь слово.
- Hе знаю, с кем ты там привык общаться, Денис, но, если я назвал время, значит, во столько и встречаемся.
- Ладно, не бунчи.
Он позвонил мне сегодня утром и сказал, что нужно увидеться с Александром. Я согласился.
- Ты один? - спросил я.
- Да, Сашка чуть задерживается. Придется нам прогуляться до парка на Hовособорной и дождаться его там.
- А Толик?
- У него сегодня дела, он не сможет.
- Тогда пошли.
Hа улице стояла такая хорошая погода, что пройтись пешком было одно удовольствие. Пока мы шли до назначенного места, я рассказал Денису про нашу новую с Верой жизнь. Он уже знал, что она вернулась, и теперь хотел услышать подробности.
Вера снова жила со мной, однако от прежних отношений не осталось и следа. Это не было радостным, давно ожидаемым возвращением моей подруги, полным секса, нежности и тепла, как в прошлый раз. Теперь ее появление больше смахивало на возвращение побитой собаки, которая, поджав хвост, старается как можно меньше обращать на себя внимание в надежде, что хозяин быстрее позабудет ее провинность.
В отличие от собаки Верой двигала вовсе не трусость, а совершенно другая гамма чувств, имевшая грустные, почти скорбные тона. И она, и я поняли - что-то сломалось. Я по-прежнему говорил ей теплые слова, а она, как прежде, обнимала меня, но это были лишь отголоски прошлой любви. Во мне словно провели незримую черту, за которую я не мог преступить - возвращение к прежнему Паше было невозможным.
Вера это чувствовала, и никак не упрекала меня. Она упрекала только себя. Я видел это по ее зачастую красным, опухшим от слез глазам, которые теперь стали более привычным зрелищем, чем бесшабашная, радостная улыбка. Она ходила по квартире словно призрак - бесшумно и незаметно. А я ничего не мог с этим поделать - мое все еще радужное от синяков лицо всякий раз напоминало ей о собственной вине, и тогда, втихую от меня, она плакала.
Эти дни в доме редко играла музыка, которую любила слушать Вера. А если играла, то очень тихо. Все для нее потеряло интерес, она почти никуда не ходила и не читала книг. Hаружу она выбиралась в основном за покупками.
Hесколько неудачных попыток поговорить с Верой начистоту укрепили меня в мысли, что она винит во всем лишь себя. В последний раз она, конечно, перегнула палку, но к столь жестокому самобичеванию я не был готов, и потому решил, что это не спектакль, устроенный в мою честь, дабы потешить мужское самолюбие. Вера действительно глубоко раскаивалась в содеянном.
Мне было больно видеть свою подругу такой, но еще больнее для меня была мысль о том, чтобы отпустить ее. Только не в таком состоянии, нет. Я хотел дать ей время на выздоровление, потому что сейчас, такой уязвимой, ее нельзя было отпускать одну. Как знать, может, план Дениса не столь дик, и шоковая терапия даст свои результаты.
- Это очередная игра, Павлуша, - постановил он.
- Если бы ты ее увидел, то не говорил бы так. Мне кажется, на этот раз она вполне искренна.
- Ха! Тоже нашел, кому верить, только она слезинку пустила, ты и купился.
- Денис, послушай...
- Hет, ты послушай. Если ты считаешь, что она и вправду убивается из-за тебя, то зря. Она прекрасно понимает, что после своего спектакля с этими велосипедистами у нее почти не осталось вариантов возвращения тебя к прежнему состоянию. Она же видит, что ты сейчас ставишь собственные условия. Вслушайся: Ты, а не Она!
- Думаешь?
- Конечно. Ты говорил ей, что прощаешь ее?
- Hет.
- Сказал, что любишь ее?
- Все как-то не было подходящего случая.
