– Стало быть, вы признаете, что это была превосходная мысль – устроить пиршество на свежем воздухе?
– Пока у меня нет оснований отрицать это.
Говоря это, Клари лихорадочно размышляла. Надо во что бы то ни стало переменить тему, перевести разговор с ее прошлого на его тайны – тем самым, она кое-что узнает о нем и избежит обсуждения своих личных неурядиц. Ее всегда изумляло, как быстро основательный здравомыслящий фермер, который берется за самую грязную работу наравне с черными слугами, преображается в беспечного галантного кавалера – можно сказать, в повесу. Иными словами, этот Джек Мартин был потрясающе интересным мужчиной.
– А вы часто устраивали такие пикники в Англии? – спросила она.
– Порой случалось.
С этими словами он снял салфетку, покрывавшую блюдо с холодным цыпленком. Клари взяла себе крылышко. Джек предпочел ножку и вонзил в нее зубы с явным наслаждением. Клари хотела спросить, где именно происходили пикники в Англии, однако он опередил ее, заговорив первым.
– А вы любили пикники?
– Да. Но мне редко удавалось выбираться на природу. И это очень жаль.
– Приятно слышать. Не сомневайтесь, мы вскоре повторим нашу вылазку.
– Джек, скажите мне…
– А вот и свежий хлеб, – прервал он ее. – Как прекрасно Сара его делает! Еще у нас есть помидоры, сыр, который я купил в Богемия-вилидж на прошлой неделе, и сахарное печенье. Сара отказалась дать мне персиковый пирог… заявила, что нельзя его есть грязными руками. Но мне все-таки кажется, что она была не совсем права.
– Джек…
– Надеюсь, я ничего не забыл? Конечно, это не самое изысканное пиршество, однако я вполне удовлетворен.
Клари взглянула на сидящего рядом с ней мужчину и поняла, что он ничего не скажет, если сам того не захочет. Он непринужденно развалился на скамейке, вытянув длинные ноги в сапогах и надвинув шляпу на лоб, чтобы клонившееся к западу солнце не било в глаза. Под рукой у него стояла корзинка с едой и хрустальными рюмками. Куриную ножку он обгладывал с таким удовольствием, как если бы весь день ничего не ел.
– Пиршество замечательное, – сказала она.
– Благодарю вас. Я разделяю это мнение, – ответил он и быстро взглянул на нее. – Похоже, вам нравится на Эфон-Фарм.
– Так оно и есть.
Раз он скрытничает и не желает рассказывать о своей жизни до приезда в Мэриленд, она тоже не будет откровенничать – ему незачем знать о ее чувствах.
– Я не заметил никаких признаков того, чтобы вас внезапно забрали от нас, – сказал он.
– Я тоже, – произнесла она, смело встретив его вопросительный взгляд. – Возможно, мы и не должны замечать этих признаков. А может быть, мне предстоит остаться в этом времени навсегда.
– Это вас огорчает?
– Кажется, нет.
– Вы удивлены этим, Клари?
– Люди двадцатого века, вероятно, стали бы жалеть меня, потому что я лишилась многих достижений цивилизации, – тихо промолвила она. – Конечно, я работаю гораздо больше и живу гораздо проще, чем когда бы то ни было прежде.
– В простоте есть свое глубокое наслаждение. Я сам испытал это.
– И еще тишина, – сказала она. – Я сразу обратила внимание на это. Я слышу только звуки самой природы.
– Стало быть, у вас нет желания вернуться в свое время?
– Думаю, от меня это не зависит. Ведь сюда я попала не по своей воле. – Он подал ей салфетку с печеньем, и она взяла два. – Я ем в два раза больше, чем прежде, но совершенно не толстею. Зато я стала гораздо сильнее.
– И вы стали мягче с тех пор, как я увидел вас в первый раз. Вы держитесь свободно и легко. Полагаю, вы были несчастны в прежней жизни.
– Я стараюсь не думать о том времени. И о вашем утверждении, что в двадцатом веке меня считают мертвой.
Она наклонилась, чтобы взять свою рюмку, а когда выпрямилась, Джек обнял ее за плечи. Она вздрогнула, но не сделала попытки отодвинуться от него. В этой лодке было слишком мало места.
– Я заметил в вас, – прошептал он, – достойную сожаления наклонность избегать всего, что могло бы огорчить. Вы сами сказали, что стараетесь не думать о несчастном прошлом. Ведь оно было несчастным, правда?
– Ничего я не избегаю.
– Неужели? – Он взял у нее рюмку и поставил на соседнюю скамейку. – Докажите мне истинность ваших слов.
