«Идиоты…»
За опущенным стеклом взревел мотоциклетный двигатель, задумавшийся Завалишин вздрогнул и, резко повернув голову, увидел облачённых в чёрную кожу байкеров: колонна из нескольких двухколёсных машин проехала по осевой, объезжая и «Калину», и фуру, и вызывая завистливые взгляды водителей — этим-то что, через любые пробки просочатся, хоть вот так, хоть по обочине.
Причём байкеры в мотопробег Москва — Питер наладились отмороженные, жизнь свою ценящие не слишком дорого, а на ПДД и вовсе плюющие: все до одного без шлемов, головы повязаны ярко-алыми банданами.
Или не байкеры? Те вроде по двое не ездят, а тут на девять машин — двенадцать седоков… Может, и не байкеры. Но всё равно отмороженные.
Передний мотоцикл остановился, заехав на стоп-линию, а замыкавший колонну оказался как раз напротив переднего сиденья «Калины», и его пассажир осоловело уставился на Артура Николаевича. Тот с достоинством выдержал мутный взгляд и, видимо, поэтому удостоился хриплого вопроса:
— Скучно тебе, чел?
— Простите? — удивился Артур Николаевич.
— Бухнёшь? — Обладатель красной банданы извлёк из внутреннего кармана плоскую бутылку, крутанул пробку и протянул обалдевшему мужчине: — На, развеселись.
— Я за рулём, — пробормотал Завалишин.
— И что?
— И… — Что именно ответить на этот вопрос, было решительно непонятно. Да и вообще ситуация выглядела на редкость идиотской: пробка, странный тип, странный разговор, странное предложение… — И то, что я не имею права…
— Тварь дрожащая, — резюмировал байкер. Затем сделал большой глоток виски, вытер губы о спину водителя и пояснил вконец обалдевшему Завалишину: — Достоевский, мля, вспомнился. Который с топором.
— Тебя всегда клинит, когда в Питер едем, — недовольно проворчал водитель, после чего выдернул из рук пассажира бутылку, хлебнул и сообщил: — Бедный всадник, мля.
На светофоре зажёгся жёлтый, байки рванули — резко, с места в карьер. Умчались и любители виски, на прощание обдав Завалишина струёй выхлопных газов, а его «Калину» — мелкими камешками, брызнувшими из-под заднего колеса…
«Ушлёпки», — зло подумал Артур Николаевич, трогаясь вслед за фурой. И пожелал сам себе никогда не встречаться на трассе с отморозками в красных платках. Да и вне трассы лучше не надо.
Пожелание сбылось.
К счастью для Завалишина.
* * *
Кемпиус де Шу пробудился от ощущения приближающейся опасности: что-то неведомое оказалось в неприятной близости, и шестое чувство мягко, очень дружески потрепало рыцаря по плечу: «Не время валяться!»
И он мгновенно открыл глаза, уставившись в кромешную тьму маленькой каюты и слушая стук волн о пластиковый борт. Казалось, воде не терпелось попасть внутрь замершей на якоре яхты, но они, волны, не торопились и пока что вежливо спрашивали разрешения у хозяев. Пока что спрашивали… А ещё по палубе стучал дождь — в другом ритме, чем волны. Нетерпеливо. Небесной воде тоже хотелось внутрь, и, видимо, хотелось значительно сильнее, чем забортной.
Питер — город воды, она тут всегда и повсюду.
Стук забортной, барабанная дробь небесной, ровное дыхание лежащей рядом Мишель — и ни одного подозрительного звука. На слух — никакой опасности, но Кемп привык доверять чувствам, даже — как сейчас — весьма смутным чувствам, и не собирался изменять привычке.
Он оказался на ногах быстро и бесшумно, и столь же быстро и бесшумно клинок покинул несгораемый шкаф, утопленный в переборке каюты. Меч Кемпа мог бы показаться слишком вычурным — украшением, деталью интерьера, но это было необходимой маскировкой, в действительности в руке рыцаря оказалось мощное оружие.
Быстро и бесшумно.
Мишель не проснулась, лишь повернулась на другой бок и вздохнула. Ну и пусть спит…
Кемп тихонько вышел в рубку, а затем на палубу. Потребовались для этого считаные секунды, пластиковые судёнышки проекта «Кобра» хоть и назывались яхтами — точно так же, как водоплавающая собственность иных олигархов, — но не отличались ни гигантскими размерами, ни просторной планировкой.
И ещё скорость объяснялась тем, что Кемп не стал расходовать драгоценное время на одевание-обувание. Если и впрямь заявились незваные гости — хозяину простительно пренебречь формальностями. Если же чувство тревоги сработало вхолостую — тем более простительно. Де Шу поднялся на палубу в одних трусах и сразу же «насладился» острой питерской свежестью — по коже побежали мурашки.
