– А никто и не сомневался,– сказал Брюс. В его голосе прозвучало сочувствие, когда он наклонился к девушке и похлопал ее по маленькой ручке.
Эта женщина стреляный воробей, почему-то решила Пэгги. Она или лучшая в мире актриса, или ее рассказ – чистая правда. Так, значит, я здесь самозванка?.. Но в конце концов, я и правда никогда не слыхала о Реджвуде, пока не получила то письмо. Невольно она отвела взгляд от плачущей женщины – и тут обнаружила, что Брюс пристально наблюдает за ней со странным выражением в глазах. Пэгги опустила голову, на щеках у нее почему-то вспыхнул румянец.
– И когда это случилось?– услышала она голос Брюса.
– Шесть лет назад мне пришлось надеть траур,– ответила Энн.– Ненавижу черное! Не вынесу, если придется снова…– Тут ее опять прервали рыдания.
– Зачем заранее волноваться?– сказал Брюс.– Даст Бог, вам траурный цвет не понадобится.– Энн подняла голову с плеча Вилли и благодарно улыбнулась.
Как будто носить черное, подумала Пэгги, самое худшее из случившегося. Впрочем, мысль показалась ей несправедливой, и она бросила в сторону Энн извиняющийся взгляд.
– А как насчет вашего отца?– вдруг спросил Брюс, обернувшись к Пэгги.
Она чувствовала на себе всеобщее внимание. Как легко, оказывается, когда сочиняешь роман, придумываешь за героев реплики, заставляешь их говорить то, что считаешь нужным. И совсем другое дело, если ждут ответа от тебя лично.
– Вы меня слышите, Пэгги?– Властный и требовательный голос Брюса вывел ее из задумчивости.
– Я… не так много знаю о своем отце,– виновато вымолвила она.
– И все-таки!– настаивал Брюс.
Пэгги разозлилась, однако постаралась скрыть ненависть, вдруг вспыхнувшую в ней к человеку, от которого пощады не жди. Пусть будет, как будет, она расскажет все, ничего не тая.
– Меня, должно быть, увезли… отсюда… года в четыре,– спокойно произнесла Пэгги.– В судьбе Энн и моей есть общее, я имею в виду – отец тоже не мог возиться со мной или скорее всего не мог содержать материально. Так я оказалась сначала в одном приюте, потом в другом… К счастью, в старших классах школы учительница английского языка обратила внимание на мои сочинения. Она отмечала мой слог, фантазию, словом, поддержала и благословила на писательский труд. Потом мне повезло с издателем. Он тоже поверил в меня и выпустил в свет первую книжку вчерашней школьницы… Что касается отца, я увидела его лишь раз на выпускном балу, да и то издали. Он изредка напоминал о себе поздравительными открытками в дни моего рождения. Впрочем, только в школьные годы. Однажды, правда, я получила от него письмо. Оно поразило меня странным признанием. Разве на трезвую голову сообщают дочери, что женитьба ее отца и матери ошибка, за которую та заплатила своим сиротством?.. Наверное, совесть все-таки мучила его. Он обещал приехать, как только станет известным. Так я узнала – он художник… Три месяца тому назад он умер. Вот и все…
– Вы хотите сказать – отец не оставил вам ничего в наследство?– не скрывая недоверия, усмехнулся Вилли.
Пэгги удивилась: с какой стати он интересуется состоянием ее кошелька, но ответила по-честному.
– Оставил… старую одежду, которую я отдала в Армию спасения, и несколько своих холстов.
– Вы сохранили их на память или выбросили?– перебил Брюс.
– Мне лично нравятся картины в старинной манере, где можно все понять. А эти выглядели наподобие сюрреалистических, будто рисовались в преисподней.– Пэгги даже плечами передернула, как при ознобе.– К счастью, Бог надоумил меня отнести их специалисту. Владелец небольшой частной картинной галереи отнесся к холстам иначе, чем я. Оговорив свои комиссионные, он выставил их на продажу. Каково же было мое изумление, когда первая картина была куплена за двенадцать тысяч долларов! А перед самым моим отъездом сюда вторая ушла за пятьдесят! Он собирается остальные выпускать на рынок постепенно, уверяя – те пойдут еще дороже. Работает и реклама, и то, что автор уже умер. Как он уверяет, посмертная слава художника – обычная история. Сомневаюсь, великий ли отец на самом деле? Нет, наверное. Но все равно приятно. Выходит, не совсем зря он годами изнурял себя…
