На тусклой, пожелтевшей от времени бумаге изображен сухонький, сутулый, доживающий свои годы человек: седая голова, дряблые, в крупных складках, обвисшие щеки, белая бороденка, мутные глаза, оттопыренные уши, обугленная трубка-носогрейка в наполовину съеденных зубах.
— Знаешь, кто это, Вася? — спросила Мария.
— Нет, этого человека я не знаю. Чем он тебе не понравился?
— Это не Петро Кашуба. В чужую шкуру залез. Во сне разговаривает на чужом языке, кажется по-английски. С пистолетом и ночью не расстается. Радиопередатчик имеет.
— Своими глазами радиопередатчик видела?
— Видела.
— Как же ты ухитрилась?
— А я никак не ухитрялась. Нечаянно подглядела. А потом проверила. Специально для тебя.
— Спасибо, Мария!… Ты все-таки не монахиня, не святая дева, нет!
— Слава богу, разглядел.
— Ладно, во время пожара о погоде не разговаривают. Кашуба не догадывается, что ты раскусила его?
— Да разве я дура, притворяться не умею? — На ее лице появилось выражение виноватости и покорности. — Не бойся, перед тобой я всегда чистая, правдивая.
— И давно он работает у вас?
— Второй месяц.
— Откуда прибыл?
— С Дуная.
— Что он там делал?
— В тамошнем монастыре обитал. Тоже виноградники лечил и караулил.
— Где он живет?
— В пещере, около винных погребов.
— Один?
— С собакой. Ужком ее зовут. Злая. Голосистая. И чуткая. Без меня не подберешься к ней без шума. Провожу, если хочешь.
— Когда бывает в своей пещере?
— Днем. Ночью караулит виноградники.
— Хорошо! — Гойда смотал лесу, вонзил острие крючка в податливое бамбуковое удилище. — Я должен идти, Мария. До свидания. Увидимся завтра, здесь же. Придешь?
— Приду, Вася. Со всех ног примчусь. — Она осторожно погладила его плечо. — Все сделаю, что прикажешь.
— Мария, не надо так!… Забывай свои ползучие привычки. Выше голову. Человек же ты!
— Уже человеком стала? Так скоро? — она улыбнулась. — Спасибо, Василек.
Шатров молча, кое-что записав в блокнот, выслушал обстоятельный рассказ Гойды о его несостоявшейся охоте на радугу и крепко задумался. Кто он такой, этот Кашуба? Какую задачу выполняет? Прямо или косвенно был связан с Картером? Знал ли он, что Картер приезжал в Ужгород? Вообще, известна ли Кашубе эта личность? Шатров повторил свои вопросы вслух. Гойда попытался на них ответить. Он рад был случаю поразмышлять со своим учителем и другом. Любил он вот такие минуты общения с Шатровым.
— Я думаю, — сказал он, — что Кашуба мог и не знать о приезде Картера.
— Почему?
Гойда подумал и сказал уверенно:
— Не обязательно знать ему, что в Ужгород прибывает военный атташе. Больше того, он не должен был этого знать. Не имел права.
— Да? — усомнился Шатров. — Почему же ему не выдали такого права?
— Потому, что оно уже было выдано другому, официанту Гонтарю. И Гонтарь пользовался им монопольно. Он ждал Картера, подготовил для него все, что собрал, накопил.
— Накопил?… А может быть… может быть, лучше так: подготовил для мистера Картера все, что получил от других… А?
— Да, так лучше. Этот вариант правдоподобнее.
— Ладно, давай гадать дальше. Итак, только Гонтарь пользовался правом личной встречи с мистером Картером. И при этом подвергался ничтожному риску быть разоблаченным, так как общался с иностранцами на вполне легальной почве. Попробуй различи среди тысячи чистых иностранных туристов одного нечистого! Он передал добытые шпионские сведения Картеру и готов был принять от него, кроме долларов, любое задание, любое приказание. Принять и передать… Кому?
Гойда внимательно следил за ходом мысли Шатрова.
— Мог и Кашубе передать и другим, нам еще неизвестным, — сразу сказал он, как только умолк Шатров.
— Да, мог, — охотно согласился Шатров. — А что из этого следует, Вася?
— Многое, Никита Самойлович!
— А именно?
— Похоже на то, что официант Гонтарь был диспетчером.
— Похоже. Очень! Собственно, я в этом почти уверен. Может, ты сумеешь разубедить меня?
— Не собираюсь. Диспетчер этот мертв, разгрыз ампулу, обрубил все нити, ведущие к сообщникам. Ни одной ниточки к живым.
— Да, он твердо знал, что делал.
— Мы должны установить, встречался ли он с Кашубой, — сказал Гойда.
Шатров кивнул, но в его глазах не было согласия.
