И впрямь, когда был убит легат (римский полководец) и легионы подверглись массовой бойне, когда в Сирии замышлялся мятеж, а на Востоке армия была разгромлена, Вер (Луций) охотился в Апулии, путешествовал по Афинам и Коринфу в сопровождении певцов и оркестров и развлекался в азиатских городах на морской границе, а также известных курортах Памфилии и Цилиции.
Достигнув Антиохии, столицы Сирии, подальше от всевидящего ока Марка, он полностью ударился в разгульную жизнь. Чтобы потешить свою возлюбленную Пантею, сбрил бороду. Это еще раз подтверждало, что он окончательно отказался от философии, предпочтя ей жизнь, полную наслаждений. После многолетних гонений при прежних режимах борода философа стала неожиданно политизированным символом. По крайней мере, для некоторых людей сбрить ее означало отказаться от своих самых заветных ценностей и убеждений. Несколькими поколениями ранее, предположительно во время гонений на философов при императоре Домициане, Эпиктет в знак протеста заявил, что, если власти хотят отрезать ему бороду, пусть сначала отрежут ему голову.
Марк еще до приезда Луция отправил в Сирию строгого командира Авидия Кассия для наведения порядка и командования войсками. Ему пришлось вытаскивать разбредшихся легионеров восточного фронта из борделей и питейных заведений, попутно выбивая цветочки из их шевелюр. Когда же туда прибыл Луций, его приближенные заняли места в увеселительных заведениях и на курортах Востока. Ходили слухи, что Луций в Сирии вступал в многочисленные любовные связи с женщинами и молодыми людьми, изменяя своей жене Луцилле, дочери Марка. Там же он приобрел привычку ночи напролет играть в кости. До поздней ночи шлялся по тавернам и борделям в одежде простолюдина и, напившись, затевал драки и приходил домой в синяках. В харчевнях пьяный Луций любил бросать монеты в стеклянные чашки, чем спровоцировал ряд скандалов. Во время пира он так напивался, что буквально засыпал за столом, и его уносили в спальню слуги.
Луций прославился своей любовью к выпивке. По имеющимся сведениям, он, возможно, страдал алкоголизмом, который сопровождался сиптомами тревоги и депрессии. Во время Парфянской войны, например, в своем письме Фронтону он жаловался на депрессию: «День и ночь меня снедала тревога, приводя в отчаянье, мне уже стало казаться, что все кончено». Скорее всего, он имел в виду сложную ситуацию с парфянами, но явно переживал эмоциональный дистресс. Беспробудное пьянство, случайные половые связи, азартные игры и пирушки стали способом, хоть и сомнительным, справиться с налагаемой на него ответственностью. Стоики считали, что такие удовольствия, как секс, еда и даже алкоголь, имеют право на существование, сами по себе они ни плохи, ни хороши. Но если к ним пристраститься, они могут стать нездоровыми. Поэтому мудрый человек ограничивает свои желания, тем самым проявляя добродетель уверенности: «Всего в меру». Когда достижение приятных ощущений становится важнее личного блага и блага своей семьи, это превращается в катастрофу. Между здоровыми и нездоровыми желаниями лежит пропасть. Наверняка Луций перешел эту грань.
После того как римляне одержали победу над парфянами в шестилетней войне, Луций окончательно вернулся из Сирии, чтобы отпраздновать свой триумф с Марком. Но вернувшись в Рим, он продолжал деградировать, уже не оглядываясь на своего старшего брата. Народ шутил, что Луций, наверное, нашел актеров, чтобы привезти с Востока домой в качестве рабов, а не парфянских солдат. Несмотря на это, Луций без тени смущения пригласил Фронтона, великого ритора, написать историю войны, в которой ему, Луцию, воздавалось бы должное за все достижения империи. Истинное же положение дел было таково: Луций покинул Авидия Кассия и других военачальников и держался подальше от военных действий, путешествуя по округе как знаменитость, сопровождаемая свитой нахлебников. Как мы далее убедимся, такая халатность вылилась в серьезные последствия. Авидий Кассий сумел занять его место, и в восточных провинциях он постепенно обретал такую же власть, как у императора.
