Сенека также отмечал, что мудрого человека такие беды, как физическая боль, болезнь, потеря друзей или детей или поражение в войне, не ломают[34]. Они могут пошатнуть его, но не нанесут глубокой раны. Сенека также отмечает, что вряд ли можно назвать добродетелью преодоление боли, терпеть которую не составляет труда. Здесь важно отметить: стоик проявит добродетель умеренности только в том случае, если постарается не поддаться хоть какому-то искушению, а мужество – если сможет преодолеть свою первую реакцию испуга. Как любят говорить стоики, мудрец – это такой же человек из плоти и крови, он отнюдь не сделан из камня или железа.
В «Размышлениях» Марк описывает свое отношение к беспокоящим «впечатлениям» – он усилием воли прогоняет их, но не злится на них, понимая, что они возникли «древним способом», то есть подобно животным инстинктам[35]. Марк, подобно анонимному учителю- стоику, потерпевшему кораблекрушение, относится к ним как к безразличным, нежели как изначально плохим. В других местах он отмечает, что как приятные, так и неприятные ощущения в теле неизбежно влияют на наш строй мыслей, поскольку мозг является частью нашего организма[36]. Мы не должны противиться ощущениям, а скорее должны воспринимать их возникновение как нечто естественное и не позволять нашему разуму выносить суждения относительно того, хорошие они или плохие. Это очень важный момент, поскольку люди, обычно путающие Стоицизм со стоицизмом (воспитание твердости духа), часто думают, что речь идет о подавлении таких чувств, как тревога, поскольку они их оценивают как плохие, вредные или постыдные. Это не просто психологическая неграмотность, такое отношение еще противоречит стоической философии, которая учит нас принимать наши спонтанные эмоциональные реакции, наши приступы тревоги как безразличные: то есть ни хорошие, ни плохие. Другими словами, важно не то, что мы чувствуем, а то, как мы реагируем на наши чувства.
Несмотря на общеизвестный факт о том, что Марк познакомился с философией в довольно раннем возрасте, существует мнение, что он полностью посвятил свою жизнь Стоицизму, только когда его наставника Фронтона заменил Юний Рустик, то есть когда ему было чуть больше двадцати лет. Оглядываясь назад, Марк испытывает чувство благодарности за то, что, начав заниматься философией, не попал под влияние софистов, таких как Фронтон, и не окунулся с одержимостью в изучение книг, пытаясь разгадать загадку бытия или размышляя о физической и космической природе вещей. Вместо этого он сосредоточил свое внимание на стоической этике и ее практическом применении в повседневной жизни. И если Фронтон учил Марка одеваться и разговаривать как император, рекомендации Рустика были полной противоположностью. Он был одним из тех, кто внушал Марку не тешить тщеславие своим статусом, а по возможности одеваться просто и не разгуливать в официальном платье Цезаря (а позднее императора). Для римлянина с его положением это было исключительное поведение, но в коллекции Британского музея есть статуэтка, подтверждающая это. Марк изображен одетым не как император, а как обычный гражданин, вероятно, во время своего пребывания в Египте в последние годы жизни.
Рустик также убеждал Марка, что его первоначальный энтузиазм к ораторскому искусству может сбить его с пути истинного, что он не должен тратить понапрасну время на написание теоретических сочинений или пытаться заслужить одобрение своим благочестивым поведением. И в самом деле, Марк утверждает, что Рустик пытался отговорить его от занятий ораторским мастерством, поэзией и красноречием и советовал изъясняться более приземленным языком и с напускным безразличием ко всему, что связано со Стоицизмом. Иными словами, Марк совершил некое обращение из оратора в философа, и похоже, это было поворотным моментом в его жизни. С чем же была связана такая перемена? Если сравнивать софистику с философией, то первая направлена на то, чтобы создать впечатление, а вторая – чтобы постичь реальность. Поэтому обращение Марка в истинного стоика повлекло за собой смену его фундаментальных ценностей. Оказывается, стоическая «прямота высказываний» – не такое легкое дело. Чтобы ее достичь, требуется мужество, самодисциплина и искренняя преданность философским истинам. Как мы увидим дальше, эта смена ориентира и мировоззрения шла рука об руку не только с изменением стиля речи, но и с появлением абсолютно нового способа осмысления событий.
