На самом деле я часто и вовсе не отвечаю на письма, потому что и так ясно, что само их написание представляет собой процесс и ответ не требуется. Меня используют в качестве конечного адресата в процессе Духовного Саморазрушения, в котором моя роль заключается в том, чтобы существовать в виде идеала в уме ученика. Этот процесс может быть очень мощным и ускоряющим продвижение. Не так уж редко случается, что день за днем я получаю сообщения с извинениями за вчерашнее письмо, сетованиями о вчерашней глупости и пылкими откровениями о новом уровне понимания, причем вновь приобретенное понимание, если все идет хорошо, назавтра тоже оказывается источником смущения.
И все же работа с письмами занимает некоторое время, так что за час мне обычно удается справиться лишь с тремя-четырьмя. Этим утром я умудрился ответить на десяток, прежде чем мой ум утратил ясность. Я выключаю компьютер, выхожу из кабинета и натыкаюсь на попу Джолин.
— О, привет, попа Джолин, — говорю я остроумно.
Она поворачивается и смотрит на меня:
— А, привет! Я не была уверена, что вы здесь. Было так тихо.
Она стоит на четвереньках рядом с ведром и скребет щеткой дубовый пол главной лестницы передней. Большая часть пола еще влажная, поэтому нет смысл пытаться пройти мимо нее. Я плюхаюсь на пол и прислоняюсь спиной к стене. Мне нравится наблюдать, как люди работают.
— Как дела? — спрашиваю я ее.
— Отлично! — говорит она восторженно. — Была в библиотеке, изучала платоновскую аллегорию пещеры и кое-какие комментарии к ней. Я много думала об этом, ну, о нашем разговоре.
— Разговор был о...
— А, эээ, о разнице между мистицизмом и просветлением.
Она перестала скрести, пока говорила.
Я показываю ей на невымытую часть пола.
— Я не уполномочен объявлять перерыв.
Она хихикает и возобновляет работу.
— Интересно, с чего это мы могли заговорить о разнице между просветлением и мистицизмом, — говорю я.
— Ну, — объясняет она, — мы говорили о Ямамата Роси и платоновском кинотеатре... — Ага, я все это помню. Не могу вспомнить только о том, с какой стати я подумал, что это самая подходящая для тебя тема.
— Дзэн...
— Ааааа... Дзэн.
— Мы говорили о разнице между дзэном, торгующем книгами, и дзэном, ведущим к просветлению.
— Ого! — восклицаю я. — Это очень интересная тема. К чему мы пришли?
— Ну, мы говорили о платоновском кинотеатре и разнице между...
— Просветлением и мистицизмом.
— Ага, верно, потому что, мне кажется, вы говорили... пытались показать мне, что книги и все, что я читала о дзэне...
— Итак, торгующий книгами дзэн имеет отношение к мистицизму, а настоящий дзэн к просветлению?
— Хм, не знаю... — говорит она. — Ну, да, настоящий дзэн имеет отношение к просветлению, верно? Да, я знаю. Но я не знаю, имеет ли торгующий книгами дзэн к мистицизму или это просто, ну, знаете, торговля книгами. Наверное, я не очень хорошо разбираюсь в этой части.
— Ты подумала над той частью, где про кинотеатр?
Ее глаза загорелись.
— Да! И я знаю ответ! Мистики остаются в зале, но кинотеатр — это еще не все. Это не что-то конечное, полное и наивысшее. Просветление не в кинотеатре. Если ты хочешь просветления, то должен встать, пойти по между рядами к выходу, к солнечному свету, и вообще уйти из кинотеатра!
— Уйти из кинотеатра, — размышляю я, — это интересно. Значит, все сидят там и смотрят фильм...
— Коровы! — выпаливает она. — Вот что случилось со мной в церкви. Я перестала верить, что кино — это реальная реальность. Вот когда я сбросила оковы, встала и увидела всех людей, которых знала, все еще сидящими там... как вы и сказали. Но вы уже давно не читали Платона, потому что ваша версия очень чудная.
Она снова перестала скрести пол.
— Может, платоновская версия намного чуднее. Продолжай скрести, — говорю я, и она скребет. — Да, я давно не читал Платона. Итак, ты говоришь, что мистики остаются в кинотеатре?
— Ага, — говорит она, — но и оставаться в кинотеатре — это не реальность, а просто еще одна часть полностью выдуманной штуки. Кинотеатр реальнее кино, но все еще не реально реален.
— А мистики знают об этом?
Она не выпаливает ответ, продолжая выводить щеткой небольшие круги. Мне кажется, что она жужжит, но потом я понимаю, что она издает «хммммм».
