Артур говорит мне, что ему нужна техника. Вернее, он хочет
ту самую
технику. У меня есть всего одна техника, и каждый, кто приходит в этот дом, скоро узнает о ней от других студентов, но, как ни странно, никто не осваивает ее, пока не получит от меня. Я много раз обнародовал ее и старался сделать ее общедоступной для любого, кто захочет ей воспользоваться, но она так и осталась моей собственностью, словно единственный способ заставить ее работать — это получить ее непосредственно от меня. В ней и правда нет ничего такого, но, думаю, в том, чтобы закрыть глаза и повторять мантру или считать свои выдохи, тоже нет ничего особенного.
— Хорошо, Артур, — начинаю я, — техника называется духовное саморазрушение. Саморазрушение подразумевает самопереваривание и духовное средство... черт, я правда не знаю. Скажем, это означает такой уровень самости, который включает ментальные, физические и эмоциональные аспекты. Сложи два слова вместе и ты получишь процесс, посредством которого ты скормишь самого себя, кусочек за кусочком, очищающему, переваривающему пламени.
— Могу я задать вопрос? — спрашивает Артур.
— Да, Артур.
— С ваших слов это духовное саморазрушение довольно неприятная штука.
— Да, Артур, это неприятный процесс.
— Да. Я понимаю. Спасибо.
— Пожалуйста. Процесс духовного саморазрушения в сущности представляет собой что-то вроде дзэнского коана на стероидах. Фактически, все, что нужно делать, — это записывать истину.
— Записывать истину?
— Звучит просто, верно? Да, это все, что надо. Просто записывай, то, что тебе кажется истинным или что ты считаешь истинным, и продолжай писать до тех пор, пока не доберешься до того, что на самом деле
является
истиной.
— В окружности триста шестьдесят градусов, — говорит Артур.
— Наверняка, — соглашаюсь я. — Начни с чего-нибудь, что кажется бесспорным и проверяй посылки, на которых основано это утверждение, и просто продолжай углубляться, пока не достигнешь основания, чего-то твердого — истины.
— В окружности не триста шестьдесят градусов? — спрашивает он.
— Вопрос предполагает, что есть окружность.
— А окружности нет?
— Возможно. Я не знаю. Она есть?
— Ну, если я нарисую окружность...
— Я? Когда ты успел подтвердить существование я? Окружность? Ты уже проскочил мимо той части, где подтверждается, что ты отдельное физическое существо в физической вселенной, способное воспринимать, рисовать? Ты уже утвердил двойственность как истину?
Артур на несколько минут погружается в размышления.
— Полагаю, это вы и имеете в виду под словом углубляться. Я совсем запутался. Даже не знаю, с чего начать.
— Неважно, с чего начать. Ты мог бы начать с использования вопроса Раманы Махарши: «Кто я?» или «Что я?», — и просто поработать с ним. Попробуй сказать что-нибудь истинное и не сдавайся, пока не получится. Пиши и переписывай. Проясняй и отсекай все лишнее, подсказанное твоим эго и придерживайся курса, куда бы тебя не занесло, пока не будешь готов.
— И сколько времени это обычно занимает?
— Я бы сказал пару лет. Но когда ты готов, ты готов.
— А под «готов» вы имеете в виду...?
— Готов.
— Ладно. Это что-то вроде записывания событий? Как вести дневник?
— Ага, хороший вопрос. Нет. Речь идет не о личной осознанности и не о самоисследовании. Это не имеет отношения к чувствам или прозрениям, личной или духовной эволюции. Это о том, что ты знаешь наверняка, о том, что ты знаешь наверняка как истинное, о том, что ты всем своим существом считаешь истиной. В процессе ты будешь срывать слой за слоем ложь, прикидывающуюся истиной. Всякий раз, когда ты возвращаешься, чтобы перечитать написанное, даже вчерашние записи, ты должен быть изумлен, насколько далеко ты ушел вперед. Это и правда болезненный и неприятный процесс, что-то сродни нанесению себе увечий. От этого появляются раны, которые никогда не затянутся, это сжигает мосты, которые никогда не будут отстроены заново, и единственная причина делать это заключается в том, что ты больше не можешь этого не делать.
Некоторое время он усваивает эту мысль.
— А зачем записывать это? Почему это нельзя делать в уме, как коаны?
