— Ох, дзидзи-и, прости! Этого молодого человека зовут Сергей Конов. И он из приюта.
— Кхм, Аюми! Это было…
— Ой, дзидзи-и, опять забыла. Еще раз, простите меня. — и Аюми пару раз церемонно склонилась нам в поклоне, смотря на меня озорными глазами: — Моего дзидзи зовут Кандзи-софу.
— Да ладно вам, Кандзи-о дзии сан и Аюми-тян! — вступаю я в разговор: — Чего мне этого стесняться. Я действительно сейчас живу в приюте, совсем неподалеку от вас. И мне совсем не сложно было помочь Аюми.
Дед Аюми кивнул головой и указал куда-то вдаль коридора.
— Не откажите нам в любезности, Сергей, прошу выпить с нами по чашечке чая за ваши дзинреку[5]. И мне было бы интересно узнать о госте Аюми больше.
Сижу на циновках за столиком и пью чай, запивая сладкий карамельный десерт вагаси, любезно переданный пришедшими восточными служанками мне на маленькой красивой тарелочке. Испорченные тарталетки из кондитерской пришлось выкинуть еще там, после драки. Не помню только, как правильно, на тарелке лежит кинкато или амэ? Уже забыл. Но спрашивать не буду, не дам повода этому дедуле пристать ко мне еще раз. Вот же старый пень! Прям как тот полицейский в околотке. Водит-водит разговор вокруг да около, пытаясь поймать меня на каких-то несостыковках. Вроде бы разговор ни о чем, но в каждом его вопросе сквозит двойной смысл. Подозревает меня в чем, что ли?
Сам не заметил, как рассказал ему все свои события с момента прибытия сюда, едва не выболтав про свое попаданство. Силен дед Аюми спрашивать, в этом ему не откажешь. Особенно, исподволь, пытал меня про знание нихон. Где жил, где был, кто учил. А что я ему скажу? Только про то, что память отбило, родителей ищут, хоть и безрезультатно, но помню язык вот, как-то.
А сами при себя мало что сказали. Единственное, мне сказали, что дед — какая-то не очень важная шишка при нихонском посольстве. Тут влезла Аюми, не подумав брякнула, что они тут живут ровно столько, пока в канцелярии Императора не решится их судьба, собственно посольства пока еще нет, одна видимость, только представительство. И посла, как такового, тоже нет, и что за что получила злой цык и зыркающий взгляд Кандзи-о дзии сана, недовольного тем, как хацумаго Аюми выдала едва знакомому икокудзину положение дел.
Дед-простой чиновник, ага. Бумажки он там перекладывает, ага. И служанок дома держит, ага. И где родители Аюми? Ну не хотят говорить — и не надо. Подумаешь, надо мне это! Захотят, сами скажут. Напрашиваться не буду.
Допив чай, отставляю чашку и извиняясь, прощаюсь. Ф-фух! Пора и честь знать. В коридоре, Аюми шепчет:
— Сергей, не злись на дзидзи. Прошу, заходи к нам на чай. В это время я обычно дома.
Чуть раньше в лавке:
— Где он? Федор, где этот щенок? — медленно, кряхтя и постанывая, в торговый зал вошел управляющий с царапиной на щеке, потирая больную шею.
К нему подбежал рябой охранник из зала. На голос вышел второй из смежной комнаты. Он, жуя пирожок, сглотнул и подавился.
— Кто? Кто вас, Йозеф Юлианыч?!
— Да кто ж вас так, Йозеф Юлианыч! Ох! — увидев состояние начальника, заохали продавщицы.
— Он! Парниша, который вышел отсюда, из этого коридора? Ты выпустил его?!
— Дык он сказал, что…
Управляющий повернул голову, будто осматривая зал на предмет изменений, и резко нанес удар по лицу охранника, вкладывая последние силы:
— Отпустили-и-и! Раззяв-вы-ы!! Kretyni!?lepy!
Спустив пар на охраннике, Йозеф Юлианыч вздохнул:
— Ох, за что ж я вам столько денег плачу! Охраннички! Запорю! Выгоню к чертям собачьим!
— Йозеф Юлианыч…барин… я… да мы…
— Давно ушел?
— Дык c полчаса как.
— Kanalia[6]! Ч-ч-черти его б драли! Как выглядит, Федор, помнишь?
— Дык как обычный школяр какой-то. Ужель не c гимназии?
Снова удар по лицу охранника:
— За что, Йозеф Юлианович! — потирая скулу, обиженно произносит он.
— За то! Начальника тута убивают, а они только пироги жратъ и с бабами тискаться могут! Хозяин мой бы уж так отходил, так отходил! Где искать его будем! Ур-роды-ы-ы! Пшел вон! И ты тож! Все пшли!
Охранники, видя гнев управляющего, уходят.
— Нет! Федька, постой!
Рябой повернулся.
— Зайдешь попозже. Письмо передам. Снесешь мне по адресу.
